Бег в никуда.
Палачи, расположились по обеим сторонам от каждого виновника и, ободренные кивком Цезаря, принялись наносить хлесткие удары, ременными плетьми по беззащитным задницам. Помещение немедленно наполнилось истошными криками истязаемых юношей и девушек. Не имея возможности защититься, они начали вилять задницами, падать на колени, словом старались сделать все, чтобы смягчить боль от ударов.
Г Л А В А 1.
Раннее, по южному горячее солнце, ярко освещало Колизей. Собравшиеся зрители, напряженно ждали появления Цезаря. Цезарь не спешил. Напряжение толпы, ожидавшей очередного развлечения усиливалось. Наконец, фанфары известили о его появлении. Народ поднялся и, в момент появления его тщедушной фигуры, окрестные равнины содрогнулись от громогласного приветствия:
— Аве Цезарь!
Он, как и обычно, не обратив на приветствие толпы никакого внимания, прошествовал к стоящему на некотором возвышении трону и, не спеша, опустился на него. Вслед за ним, стали рассаживаться зрители. Цезарь скучал. Предстоящее зрелище, вряд ли было способно, возбудить его стареющую кровь. Но, все же, он надеялся. Народ, рассевшись, затих. Тысячи глаз, снова были обращены на цезаря, ожидая сигнала начать состязания. Ничего, пусть подождут, пусть будут довольны тем, что видят Цезаря. Не каждый день видишь перед собой живого бога. Жестом, подозвав раба, Цезарь взял из его рук кубок с вином. Не торопясь, отхлебнул. Вино ему понравилось. Он осушил кубок и, новым жестом приказал рабу, наполнить его вновь. Раб немедленно, исполнил его желание. Цезарь еще раз обвел взглядом собравшуюся толпу и, взмахом руки, приказал начинать. В ту же секунду, над Колизеем, грянули фанфары. Представление начиналось…
На арене появились гладиаторы. Солнце отражалось миллионами лучиков, в их начищенных доспехах. Цезарь не обращал никакого внимания на разворачивающееся, в его честь, действо. В своих мыслях, он унесся к следующим за боями скачкам. Он представлял себе, как его тетриппа, приходит к финишу первой, как ревет от восторга толпа и, как рвут на себе волосы от досады, соперники. Рев восхищения толпы, от происходящего сейчас на сцене, гармонично вплетался в фантазии Цезаря. Выпитое вино и предвкушение предстоящего триумфа, сделали свое дело. Настроение Цезаря заметно улучшилось и он, несколько раз, благосклонно взглянул на арену. Надолго, однако, его внимание не задержалось на кровавом зрелище. Временами, Цезарю приходило в голову остановить бои гладиаторов и перейти к скачкам. Но, всякий раз, он удерживался от этого.
Наконец, бои закончились и на арене, наступило затишье. Пока убирали арену и приводили в порядок беговые дорожки, цезарь успел осушить еще один кубок вина. В момент появления упряжек, Цезарь отвлекся, лаская любимую собаку, но многоголосый рев толпы, привлек его внимание. На стартовой полосе расположилось не менее двадцати колесниц, блестящих на солнце золотом дорогой упряжи и отделки. Колесница цезаря, как и подобает, стояла первой. Цезарь с удовольствием оглядел ее и залюбовался. Конечно, она выделялась среди всех и красотой отделки и статью. Справедливости ради, стоит заметить, что колесницы были не совсем обычные, хотя впрочем, от обычных их отличало только то, что вместо лошадей, в каждую из них, была впряжена четверка обнаженных девушек. Однако это ничуть не портило картину. Скорее наоборот. Это придавало неповторимый блеск и остроту.
Длинные волосы девушек в упряжке Цезаря были окрашены в ярко красный, с золотым оттенком, цвет, что делало колесницу, еще более привлекательной. К тому же, красный цвет хорошо сочетался с медью загорелых тел. Цезарь, не на долго, залюбовался колесницей, но затем, опомнившись, подал сигнал.
Толпа мгновенно затихла и, гулкий удар гонга, возвестил начало скачки.
Колесницы, легко покатившись, одна за другой, плавно набирали скорость. Немедленно защелкали бичи и послышались гортанные выкрики возниц. Несмотря на поднявшуюся пыль, Цезарь хорошо видел свою колесницу, благодаря яркой окраске волос. Он отметил для себя, что его конюший, довольно расторопный малый и хорошо понимает своего господина, и что после скачки следует его, как следует наградить.
Колесница цезаря двигалась в середине, не вырываясь вперед, но и не отставая, сберегая силы для финишного броска.
Новый удар гонга, сообщил о прохождении первой половины дистанции и в туже секунду, раздались новые выкрики возниц и новый всплеск щелкающих ударов бичей. Гонка вступала в свою завершающую стадию. Рев толпы, заглушал даже надсадные крики возниц. Не выдержав напряжения, Цезарь тоже поднялся со своего места и, напрягая глаза, старался, в едином пылевом облаке, разглядеть свою колесницу. Его колесница, уверенно обходя соперников, одной из первых приближалась к последней четверти. И тут произошло непоправимое, видимо, не сумев разъехаться на повороте, несколько колесниц сшиблись, подняв новое пылевое облако. Несмотря на непрекращающийся рев толпы, Цезарь слышал, как трещат, ломаясь в свалке, легкие повозки и кричат покалеченные люди. Идущие следом колесницы, отчаянно маневрировали, пытаясь избежать смертоносного столкновения. Те, кому это удавалось, продолжали движение вперед, а те, кто не сумел, оглашали дорожки Колизея новыми криками боли. Цезарь еще надеялся. Но, среди тех, кто продолжал гонку, его колесницы не было. Все было кончено. Ударом отшвырнув раба с дороги, Цезарь покинул свою ложу, ни разу не оглянувшись, на беговые дорожки.
Сопровождаемый своей обычной свитой, Цезарь направился на конюшню. Решив, не доверять докладу слуг, он хотел самолично разобраться в причинах постигшей неудачи. Колесницу еще не привезли и Цезарю, пришлось ждать. Конюший, упавший ниц при появлении цезаря и, не дождавшийся разрешения подняться, догадался, что колесницу постигла неудача. И это не предвещало ему ничего хорошего. Наконец появилась и колесница. Ее несли на руках шестеро дюжих рабов. Рядом с ней шли его «лошадки» в сопровождении прихрамывающего возницы. Завидев Цезаря, процессия остановилась. Рабы опустили колесницу и опустились на колени. Также поступили и остальные. Цезарь подошел к колеснице и осмотрел ее со всех сторон. Одно из колес, оказалось сломанным почти пополам, а ось, значительно погнута. Вероятно, колесо, зацепившись за ступицу соседней повозки и, не выдержав резкого торможения, переломилось. Скорее всего, возница не успел вовремя повернуть в сторону, либо девушки, разгоряченные скачкой, не сумели выполнить маневр. Сделав знак своей личной охране, Цезарь удалился во дворец.
Воины его личной охраны, взяв под стражу конюшего, возницу и девушек, погнали несчастных следом.
В груди Цезаря бушевал вулкан. В сердцах, он сорвал с головы и швырнул в угол, золотой лавровый венок, символ его власти. Теперь он мерил шагами комнату, придумывая как наказать слуг за нерадивость. Они терпеливо дожидались своей участи в соседней комнате. Так ничего и не придумав, Цезарь решил отложить наказание на неопределенный срок и, вызвав танцовщиц, для развлечения, принялся за трапезу.
Терпкое вино и вид обнаженных танцовщиц, возбудили его. Подозвав одну из танцовщиц, Цезарь заставил ее опуститься на колени и взять в рот свой возбужденный член. Девушка покорно выполнила его волю. Положив ей руку на затылок, Цезарь глубоко, почти до конца, вгонял в нее свой орган, не обращая никакого внимания на горловые спазмы, бедной рабыни. Глухо застонав, он выплеснул ей в горло струю спермы. Она при этом, каким то чудом, удержалась от рвоты. Затем, прогнав всех прочь, вновь погрузился в раздумья. Ему не хотелось лишаться такой чудесной четверки, но он просто обязан был строго наказать их. Прежде всего, чтобы было неповадно другим. Цезарь обязан заставить их страдать!
Наконец, покончив с раздумьями, Цезарь подозвал слугу и объяснил ему смысл решения. Слуга низко поклонился, выразив свою покорность и, немедленно исчез. Через некоторое время, он появился вновь с сообщением о том, что все готово. Цезарь поднялся. Другой слуга, немедленно поднес ему кубок вина с сильным возбуждающим средством. Цезарь залпом выпил и направился в приготовленную для него комнату.
Провинившиеся, ждали его стоя на коленях. Кроме них в комнате находилось не менее двух десятков стражников, а также множество всевозможных пыточных приспособлений. Его приход они приветствовали обычным: «Аве Цезарь»!
Даже те, кто ожидал пытки. Цезарь занял приготовленное для него место и, не спеша, оглядел виновных. Два юноши и четыре девушки, в возрасте около двадцати лет, стояли на коленях, не смея взглянуть в лицо Цезарю. Понимали ли они степень своей вины? Осознавали ли, цену разочарования Цезаря?
Цезарь подал знак и на середину комнаты, были поставлены шесть колодок. Палачи, поочередно подводя виновников к колодке, заставляли его нагнуться на прямых ногах и положить руки и голову, в специально проделанные отверстия, первой половины колодки. Затем, с помощью второй половины, колодки фиксировали это положение. Когда колодка закрылась над последним из виновников, палачи отошли, ожидая дальнейших приказов. Некоторое время цезарь наслаждался прекрасными «крупами» своих «лошадок», а также, не менее соблазнительными задницами юношей. Прислушиваясь к возникающей эрекции. Вдоволь налюбовавшись этим возбуждающим зрелищем, он подал знак палачам. Палачи, расположились по обеим сторонам от каждого виновника и, ободренные кивком Цезаря, принялись наносить хлесткие удары, ременными плетьми по беззащитным задницам. Помещение немедленно наполнилось истошными криками истязаемых юношей и девушек. Не имея возможности защититься, они начали вилять задницами, падать на колени, словом старались сделать все, чтобы смягчить боль от ударов.
Палачи неумолимо возвращали их в исходное положение и продолжали экзекуцию. Когда каждый получил по пятьдесят ударов, Цезарь знаком приказал прекратить. Палачи покорно остановились, но плачь и всхлипывания, продолжались еще долго. Цезарь отдал новое распоряжение и, в комнату вошли, пятеро обнаженных девушек. Одна из них подошла к Цезарю и, опустившись на колени, занялась его членом. Остальные подошли к подготовленным для этого воинам охраны и принялись возбуждать их. После недолгих манипуляций, член Цезаря достиг необходимой упругости. Почувствовав это, Цезарь поднялся и подошел к наказанным, раздумывая, с кого бы начать. Он подходил к каждому по очереди и, бесцеремонно раздвигал ягодицы. Его прикосновения вызывали новую волну стонов, но он, естественно, не обращал на это внимания. Наконец, выбрав одну из девушек, Цезарь, приставив член к её анусу, одним движением, вогнал его до упора. Бедная девушка громко застонала и задёргалась, от резкой боли. Цезарь двигался резко, глубоко вонзая в несчастную, внушительного вида орган. Прервавшись на мгновение, он приказал одному из воинов, заткнуть ей глотку. Тот с готовностью выполнил это приказание.
Подойдя с другой стороны колодки, воин взял девушку за волосы и, заставил её, взять в рот свой член. Для убедительности, воин наградил её парой увесистых затрещин и, бедняжке ничего не оставалось, кроме как захлёбываясь собственными слезами и, содрогаясь от боли исполнить волю мучителей. Её товарищи по несчастью, не могли видеть, что делается у них за спиной, но по её судорожным движениям, догадывались, что происходящее, не доставляет ей удовольствия. Немой страх стоял в их глазах. Они хорошо понимали, что через некоторое время их постигнет та же, если не еще худшая участь.
Сильно прижав к себе ягодицы своей «лошадки», Цезарь кончил. Оставив свою жертву, он опустился на стул, приказав занять его место, ожидавшему воину. А, что бы остальным наказуемым было не скучно, он распорядился подогреть их очередной порцией порки. Тот час же комната вновь наполнилась истошными криками. Цезарь отдыхал, неторопливо потягивая вино, с возбуждающим и наслаждался видом насилия. Затем, он подал знак воинам и, покорные его воле, они принялись насиловать несчастных безостановочно. Когда кто нибудь кончал, его место немедленно, занимал следующий, достигший эрекции, воин.
Над Цезарем во всю трудились девушки, пытаясь помочь ему обрести упругость члена, для продолжения оргии. Наконец, им удалось вернуть члену Цезаря, более или менее, твердое состояние. Конечно, об анальном сношении уже не могло быть и речи. Девушки помогли уже порядком охмелевшему Цезарю лечь и, освободив от колодок, одну из провинившихся, подвели её к нему. Она безропотно села на Цезаря верхом и ловким движением руки вставила его член в свою вагину. Плавно поднимаясь и опускаясь, она доставляла Цезарю видимое удовольствие. Его член, то появлялся, то целиком исчезал в её влажной промежности. Стенки упругого, но нежного влагалища, ласково обнимали член Цезаря, скользя по его обнаженным нервам. Цезарь наслаждался. Руками он ласкал тугую девичью грудь, временами стискивая её в страстном порыве. Ему показалось, что не хватает остроты ощущений, и он знаком подозвал стоящего рядом воина. Угадав желание Цезаря, девушка приникла к нему всем телом. Воин, устроившись сзади, стал медленно вводить член в её анальное отверстие. Временами она морщилась, но не издавала ни единого звука. Цезарь чувствовал, как над его членом двигался ещё один орган. Со временем, его движения стали более ритмичны и напористы. Девушка прерывисто дышала и временами, из её груди вырывались тяжелые стоны, не то наслаждения, не то боли. Трение двух членов, разделённых тонкой перегородкой, друг об друга, доставляло ни с чем не сравнимое ощущение, однако, для полноты картины не хватало ещё одного участника. Тогда Цезарь подозвал еще одного воина. Увидев перед своим лицом вздыбленный член, девушка, не раздумывая, принялась облизывать, нежную, глянцевую головку, а затем взяла его в рот целиком, продолжая издавать при этом сладострастные стоны. Её голова быстро задвигалась. Временами, она выпускала член изо рта и её быстрый язычок, ласкал уздечку пульсирующего члена. Ноги воина от наслаждения, заметно дрожали. Видя как жадно, девушка всасывает в себя, блестящий от влаги член и, не в силах больше сдерживаться, Цезарь испытал бурный оргазм. Почувствовав это, все участники немедленно остановились и, дождавшись окончания оргазма, освободили Цезаря.
Отдыхая, Цезарь прикладывался к спасительному кубку, но, несмотря на то, что над ним усиленно трудились сразу три девушки, ничего похожего на эрекцию добиться уже не мог. От большого количества выпитого вина разум Цезаря сильно помутился. Проще сказать, он напился почти до невменяемого состояния и, теперь лез целоваться ко всем без разбору.
За окном стемнело, но Цезарь был не в состоянии распорядиться зажечь светильники, и комната плавно погружалась во мрак. Венок с головы цезаря слетел и, в темноте, среди множества обнаженных тел, уже нельзя было различить его фигуру. К тому же, то ли от выпитого, то ли в силу природных наклонностей, Цезарь проявлял все больше внимания к мужчинам. А так как, активных действий, он уже предпринимать не мог, поэтому, несколько раз, испытал себя в роли женщины.
К полуночи, выпив очередной кубок вина, Цезарь уснул. Оргия немедленно прекратилась. Несколько дюжих рабов отнесли бесчувственное тело Цезаря в опочивальню, откуда до самого утра, доносился его пьяный храп.
Утром, проснувшись после тяжелого похмелья, он с трудом дотянулся до бокала легкого вина и, залпом выпил его. Полежав еще немного в постели, он с трудом поднялся и дошел до окна. Ему хотелось подышать свежим, утренним воздухом. Растворив окно, он с грустью заметил как на пригорке, разбирают декорации Колизея. «Быстрые ребята», — подумал он.
Сказка кончилась. Естественно, никаким Цезарем он не был. Просто он был клиентом «Колыбели грез». Одному Богу известно, во что ему это обходилось.
За спиной раздалось легкое покашливание. Пришел стюард. Мужчина повернулся к нему. Стюард вежливо поклонился и спросил:
— Его Светлость попросил спросить, доволен ли господин отдыхом?
— А что же он сам не зашел? – Вопросом на вопрос ответил мужчина.
— К сожалению, Его Светлость, не смог засвидетельствовать лично, свое почтение. Слишком много дел. Но он поручил мне справиться о проведенном отдыхе и если есть недочеты, компенсировать их, либо немедленно, либо учесть в стоимость следующих посещений. Его Светлость, также, поручил мне узнать, когда в следующий раз, столь высокий гость, почтит нас своим посещением?
Мужчина, вновь отвернулся к окну и подумал: — «Как же, Не смог засвидетельствовать! Да он отродясь не свидетельствовал. Не считает обязательным. Сволочь! Интересно, каких же клиентов, этот выскочка считает важными? Мог бы и уважить! Не переломился бы!»
Но вслух он сказал совершенно другое:
— Передайте Его Светлости, что я доволен! Все было на высшем уровне, впрочем, как и всегда! Передайте, также, мою благодарность за заботу, которую он, неизменно, проявляет к моей скромной персоне. В ближайшем месяце, я заеду, для разработки нового сценария, тогда и договоримся о встрече. Это все! Распорядитесь, пожалуйста, чтобы подали машину и, принесите мою одежду.
Через минуту, стюард вернулся с одеждой. Мужчина еще раз поблагодарил его и, на прощание, сунул ему в нагрудный карман, купюру солидного достоинства. Стюард рассыпался в любезностях.
«Господи» – подумал мужчина, — «Сколько я им плачу! Хотя конечно, в каком еще месте, можно почувствовать себя настоящим цезарем? Только в «Колыбели грез»!» И одеваясь, он мысленно унесся в новую фантазию. Такую же красивую, как и вчерашнюю и, очевидно, не менее дорогую. «Интересно», — подумал он, — «сколько они за это запросят? А, все равно, придется отдать! Дело обещает незабываемые ощущения!»
—
Г Л А В А 2.
Неожиданно, Настя проснулась. Как будто просто включили свет. Остатки сна быстро улетучивались, освобождая сознание от сладкого очарования ночи. Повинуясь всеобщей привычке, Настя хотела потянуться, и с удивлением заметила, что не может пошевелить ничем кроме головы. Нет, она все чувствовала. И руки, и ноги, но они почему-то ей не повиновались. Кроме головы только пальцы имели свободу движений. От такой неожиданности она снова закрыла глаза, а затем попыталась проснуться еще раз. К сожалению, это ни к чему не привело. Ущипнуть себя девушка не смогла и это вселяло некоторую надежду на то, что это, все – таки, сон. Надо отметить, что этот сон не доставлял удовольствия, а сознание упорно сигнализировало об окончательном пробуждении. Настя, еще некоторое время, лежала неподвижно, уставившись в потолок. Потолок, сохраняя полную безучастность к нарастающему Настиному беспокойству, тускло светился розоватым светом, создавая в помещении интимный полумрак. Такого потолка Насте не приходилось видеть нигде. Никогда. Девушка попыталась оглядеться по сторонам, но безуспешно. На расстоянии метра от нее полумрак густел, надежно укрывая окружающее пространство от постороннего взора. Она приподняла голову, насколько это оказалось, возможно, и попыталась осмотреть свое ложе. Сказать, что увиденная картина ее удивила, значит, ничего не сказать! Она лежала, совершенно голая, на довольно странном сооружении. Сооружение представляло собой нечто подобное кушетке с небольшой ровной поверхностью, переходящую затем в довольно резкий угол. Заканчивалось ложе двумя металлическими подлокотниками, на которых были зафиксированы согнутые в коленях и широко раздвинутые Настины ноги. В общем, все это смутно напоминало гинекологическое кресло лежащее на спинке. Щиколотки ног оказались прикреплены широкими, вероятно металлическими, полосками от колена до ступни. Чуть выше таза, положение туловища закреплял широкий, тоже металлический, пояс. Осталось добавить, что руки, разведенные в стороны от тела, под прямым углом и согнутые в локтях крепились подобными же «браслетами», а шею удерживало от движений подобие ошейника. (Хотя Настя и не видела этой детали своего «туалета», за то ощущала его в полной мере). В общем, никакой свободы движений, кроме той о которой мы говорили ранее, девушка не имела.
Результатом осмотра своего местоположения и своего состояния стала новая попытка проснуться, которая, как и предыдущие, никаких результатов не дала.
Тогда пришел страх. Он полз холодным ветерком по обнаженному, беззащитному телу, забираясь в самые потаенные уголки, вызывая одновременно и озноб, и испарину. Девушка пыталась успокоить себя тем, что по неизвестным причинам, неожиданно попала в больницу, но эта мысль совершенно не успокаивала, да и на больницу данное помещение, почему–то, совсем не походило. Оставалось только вспоминать предшествующие события, чтобы хоть как-то объяснить себе свое пребывание здесь. Пришлось зажмуриться. В голове понеслись события прошедшего дня, вечера … Неожиданно они оборвались. Пришлось сделать усилие и начать сначала.
Итак, вечер, Настя, девица восемнадцати с небольшим лет, нанеся на лицо «боевую раскраску индейца на тропе войны», надев черные бархатные брюки, такого же цвета футболку и туфли на высокой платформе, распустив длинные волосы, с удовольствием оглядела себя в зеркало. Ей казалось, что черный цвет существенно подчеркивает изящную, словно точеную, фигуру и привлекательное лицо с огромными лучистыми глазами. Она считала, что темные тона придают ее облику необходимую таинственность и загадочность зрелой, умудренной житейским опытом женщины. В общем, из зеркала на Настю смотрела весьма привлекательная особа из тех, кого мужчины непременно провожают долгими взглядами, покачивая головой и цокая от восторга языками.
Послав своему отражению смачный поцелуй, девушка покинула родные стены студенческого общежития, где она обычно коротала время после занятий в институте, а иногда и вместо них, и направилась на центральную площадь к постоянному месту «тусовки» местной молодежи. Настя шагала неторопливо, наслаждаясь непрекращающимся вниманием встречных мужчин и собственной неприступностью. Это было и приятно, и чуточку смешно. В общем, это волновало и приятно щекотало нервы.
Что дальше? Рядом остановилась машина. Не «крутая иномарка», а так, но на всякий случай Настя прибавила шагу. Однако из машины высунулся простой симпатичный парень, видимо уставший от долгой дороги и, как-то очень доверительно, спросил дорогу. Весь его облик, казалось, не таил в себе никакой опасности и Настя наклонившись, и, опершись на дверцу машины, стала терпеливо объяснять дорогу, немного туповатому пареньку. Он никак не мог понять и, помногу раз, переспрашивал. Настя теряла терпение…
Здесь воспоминания обрывались. Тупик. Пустота, черная, вязкая, скрывающая все дальнейшие события плотной пеленой. Как будто дальше ничего не было. Но ведь что — то должно было случиться дальше!
Настя еще раз огляделась по сторонам. Ничего не ясно, неизвестно день или ночь, зима или лето, полный бред!
Взгляд на секунду задержался на ее собственном, неестественно задранном вверх лобке, скользнул дальше, но тут же вернулся.
Пожалуй, уместно сказать, что он, взгляд, застыл в изумлении. Лобок оказался начисто лишенным растительности. Гладко выбритым, короче говоря. Стоит ли говорить, что именно эта капля переполнила чашу страха. Тогда она закричала. Вначале негромко, затем все громче и громче. Выкрикивая все что, приходило на ум, зовя кого-то на помощь и просто издавая все мыслимые звуки. Отвечало только гулкое, раскатистое эхо. Кричала Настя долго, до хрипоты, до слез. Почему-то никто не приходил, ни на зов о помощи, ни на ругательства, ни на угрозы. Гробовая тишина! Никаких признаков жизни вокруг. Ничего, что напоминало бы о существовании окружающего мира. Орать надоело, к тому же, вопли и рев не приносили никакого облегчения и успокоения. Оставалось ждать. Ведь придет же сюда кто нибудь. Одно казалось очевидным – это не больница! А это не предвещало ничего хорошего.
Время тянулось невыносимо медленно. Прав был тот, кто сказал, что ожидание смерти, во сто раз хуже самой смерти. Трижды прав. Сегодня Настя ощутила справедливость этих слов на себе. Чем дольше тянулась ожидание, тем сильнее Настю охватывал страх. Каждой ее клеточкой. Вдобавок, от неудобного положения затекала спина, но сейчас Настя не обращала на это внимания. Тишина давила ее. От нее кружилась голова, и стучали зубы…
Неожиданно, потолок стал разгораться, заливая просторную комнату нежно-розовым светом. Все стены оказались зеркальными. Теперь Настя могла видеть себя со всех сторон. Даже свою ничем не прикрытую и от этого, совершенно беззащитную, промежность.
Внезапно, справа от нее, зеркала бесшумно расступились, пропуская в комнату мужчину в странном одеянии. Странность заключалось в капюшоне, надетом на него голову. В фильмах и книгах так обычно одевались палачи. Довершал сходство плащ, полностью скрывающий особенности фигуры владельца. Подойдя к ложу почти вплотную, он остановился, оглядел девушку с ног до головы, кивнул головой, как ей показалось своим мыслям и, ни слова не говоря, прошел в глубь комнаты.
-Где я? – спросила Настя, не спуская с него глаз и не переставая стучать от страха зубами…
— Я буду кричать! – добавила она, так как предыдущая фраза осталась без внимания.
Мужчина даже не повернул головы в ее сторону, продолжая возиться у стены. Часть зеркала отошла сторону, открыв за собой обширный шкаф, но, что в нем находится, Настя не видела. Этот факт и упорное молчание незнакомца пугало ее еще больше. Она попыталась рассмотреть его получше. Среднего роста, худощав, большего рассмотреть было невозможно из-за «экстравагантного» костюма. Продолжая пристально наблюдать за его действиями, Настя громко и пронзительно крикнула. От неожиданности мужчина вздрогнул, но не обернулся, занимаясь своим шкафом. Это уверило Настю в том, что он ее слышит и, скорее всего, понимает. Тогда она заорала во все горло. В ее душе сейчас боролись два чувства: страх и любопытство, причем она не могла с уверенностью сказать какое из них сильнее. Тем не менее, она продолжала старательно орать. Из-за своего дурацкого положения она не могла видеть действий мужчины полностью. Насте была хорошо видна лишь его верхняя половина. Тем временем он приблизился к ней и, некоторое время, бесцеремонно рассматривал ее прелести, затем, не обращая на вопли ни малейшего внимания, с помощью какого то механизма изменил положение ее ног таким образом, что теперь, Настины колени почти касались груди. Девушка пыталась сопротивляться, но механизм явно не заметил ее усилий. Кричать в таком положении стало гораздо труднее. На хороший крик дыханья уже не хватало.
-Что вы делаете? – с трудом выдавила Настя.
Надо сказать, что девушка никогда еще не оказывалась в столь идиотском положении, с выставленной на обозрение задницей и всем прочим, и даже не могла себе представить, что так бывает.
Мужчина, довольно грубо раздвинул ее половые губы и долго, с интересом рассматривал Настю ТАМ. Настя сопротивлялась, как могла, одновременно осыпая мужчину градом угроз и ругательств. Ответа не было. Его палец глубоко проник в Настину вагину. Ощущение не было для девушки совсем новым, у Насти уже было несколько сексуальных контактов, но сейчас, по вполне понятным причинам, это не доставило ей удовольствия. Жаль только что ее мучителя, Настино отношение к своим действиям, по-видимому, совершенно не интересовало. Проделав описанные выше манипуляции, мужчина отошел к шкафу и через мгновение вернулся, держа в руках устрашающего вида широкий ремень. У Насти от удивления округлились глаза. Ее мозг отказывался верить в реальность происходящего. Даже в детстве ее никогда не били ремнем. Она даже затаила дыхание, боясь поверить в то, что сейчас произойдет. Настя проследила взглядом за неторопливым взмахом руки… Раздался характерный свист, затем тяжелый шлепок и задницу обожгло огнем. Из глаз брызнули слезы, а из груди вырвался самый настоящий вопль. Теперь она кричала по настоящему. Однако после десятка ударов крики перешли в непрерывный вой. Девушка захлебывалась слезами, а ремень продолжал жалить, не останавливаясь и не снижая темпа. В общей сложности она получила не менее пятидесяти ударов. Зад пылал так, словно к нему прислонили раскаленную сковороду. Мужчина, на некоторое время отошел, оставив Настю, стонущую от боли и бессильной злобы. Настя перевела дух, собралась с силами и отпустила новую порцию ругательств в адрес своего мучителя. На этот раз он обернулся, однако, по-прежнему не проронил ни слова. Только слегка покачал головой, видимо, выражая этим, свое неудовольствие Настиным поведением. От его молчаливого спокойствия в душе у Насти что-то зашевелилось, заерзало, принеся с собой совершенно непонятные, неизвестные ей доселе чувства. В любом случае, не страх руководил теперь Настей, вернее не только страх.
На этот раз мужчина встал не сбоку от Насти, как в первый раз, а прямо между ее раздвинутых ног. Было заметно, что он любуется видом ее промежности. Неожиданно для себя, Настя почувствовала, что краснеет под этим бесцеремонным взглядом. Стоит ли говорить, что она не сводила с мужчины заплаканных глаз, ожидая дальнейших действий.
Его рука с зажатой плетью медленно поднялась вверх и, задержавшись на мгновение, резко нырнула вниз. Плеть опустилась точно между ног. На самое нежное место, разливая по всему телу жидкий огонь. От невыносимой боли у Насти потемнело в глазах. Крик застрял у нее в горле, она задохнулась, закашлялась и, лишь затем, издала истошный вопль. Удары ложились один за другим, точно в цель, терзая раскрытую промежность, безволосый пах и изредка, раскаленными иглами врезались в анус. Казалось, пытка длится вечно. Когда она прекратилась, Настя искренне удивилась тому, что до сих пор жива. И, кроме того, даже не потеряла сознания. Она думала, что от такой боли непременно умрет и теперь, не понимала, почему этого не произошло. То ли боль была недостаточно сильной, то ли Настя оказалась слишком выносливой и терпеливой.
Ей дали отдышаться. Минуты без боли казались такими сладостными, что большего нельзя было и желать. По истине, все познается только в сравнении! Если раньше она мечтала о свободе, то сейчас ей хотелось только покоя и отсутствия боли. Кровь бешено пульсировала в ее жилах, пытаясь выплеснуться наружу. В общем, ощущения были, о-го-го…
Настя больше не рисковала оскорблять своего палача, или взывать о помощи. По этому, снова увидев его, между своих ног она лишь шепотом попросила:
-Не надо, пожалуйста, не надо!
Как и следовало ожидать, просьба осталась без ответа. Настя почувствовала себя кроликом перед пастью удава. Не в состоянии ни сопротивляться, ни двигаться, она как завороженная, не сводила с него глаз, боясь пропустить малейшее движение. Пытаясь заранее угадать момент, когда снова придет боль…
Однако на этот раз он не стал ее бить. Вместо этого, мужчина, обильно смазал каким-то кремом вход во влагалище и задний проход. Хотя его прикосновения к истерзанным местам вызывали саднящую боль внизу живота, все же это было гораздо «приятнее» плети.
Решив, что смазки достаточно, мужчина стал вводить фалоимитатор Насте во влагалище, слегка поворачивая его по оси. Девушка попыталась выгнуться и отстраниться, скорее неосознанно, но искусственный фаллос упрямо продвигался внутрь, до тех пор, пока не погрузился в нее целиком. Затем он двинулся в обратном направлении, замер на долю секунды и снова вперед. Так продолжалось довольно долго. Его плавные движения не приносили болевых ощущений, скорее наоборот, разливали по всему телу теплые приятные волны. Глаза, сами собой, прикрылись и, из груди, вырывались тяжелые вздохи. Сквозь сладковатую пелену, застилающую сознание, Настя удивлялась себе, после перенесенных страданий и унижений, она сохранила способность наслаждаться и предаваться удовольствию. Вероятнее всего, это происходило по тому, что движения фаллоса напоминали не насилие, а скорее ласку.
К тому же, почти отступившая боль, почему-то, только усиливала остроту ощущений.
Неожиданно, фрикции прекратились, заставив девушку открыть глаза и насторожиться. Настя почувствовала как что-то твердое, раздвигает тугое кольцо мышц заднего прохода, постепенно продвигаясь внутрь. Ей показалось, что она, вот – вот, лопнет. Движение сопровождалось резкой болью в кишечнике, вызывая непроизвольные потуги. Настя стонала и дергалась всем телом, но любые движения только усиливали боль. По мере продвижения, кровь все сильнее приливала к лицу. Стало трудно дышать. Никогда в жизни Настя не испытывала ничего подобного. Почувствовав прикосновение мужского лобка, она поняла, что член вошел в нее до конца. Все замерло. Замерла и Настя, постепенно привыкая к новому чувству. Постояв немного, мужчина двинул тазом, вызвав новый приступ боли. Однако, вместе с его движением во влагалище, двинулся и искусственный член, что слегка ослабило боль в анусе…
Дышалось по прежнему трудновато. Постепенно, чувство трения в анусе притупилось. Осталось только непонятное, не то болезненное, не то приятное чувство тяжести. Вдобавок, при каждом движении мужчина то ли случайно, то ли специально задевал фалоимитатор, заставляя двигаться и его. Чем быстрее становились фрикции, тем дальше отступали неприятные чувства и тем сильнее становились волны блаженства. Вскоре, боль прошла совсем, уступив место наслаждению, которое усиливалось пропорционально скорости движения. Настя слегка постанывала и, впервые за последнее время, это не были стоны боли. В момент наиболее интенсивных движений, мужчина ласково стиснул ее грудь. Тогда к ней пришел оргазм. По телу словно пропустили электрический разряд. Ее затрясло, из груди вырвались стоны блаженства и облегчения. Никогда с ней еще не случалось ничего подобного. Настя слышала, что так бывает, но сама, да еще в такой ситуации, переживала оргазм впервые…
Г Л А В А 3.
Станислав Николаевич, каждый день, на протяжении последних нескольких лет, в одно и то же время, появлялся на рабочем месте. Он никогда не опаздывал. Впрочем, никогда и не задерживался на работе без крайней необходимости. Ничем особенным среди сослуживцев не выделялся, особого рвения к работе не проявлял, но и нареканий, как говориться, не имел. В общем, ничего особенного. К слову сказать, и внешность Станислав Николаевич имел самую заурядную. Словом, ничем ничего, как говориться. Средний рост, сложением – не Аполлон, очень далеко ему было до Аполлона. Отталкивающего в его внешности, правда, тоже ничего не было. Обычный «серенький» человек. В возрасте чуть более тридцати. Станислав Николаевич являл собой типичный образчик тех людей, которых, обычно не замечают на улице. Особенно женщины. Именно такие люди и создают среднестатистическую общественную массу.
Имелась в его поведении одна странность – одиночество. Не то чтобы женщины совсем не обращали на него внимания, а скорее он смотрел на них с какой то снисходительной улыбкой. Однако в связях с мужчинами его тоже никто уличить не мог. Так он и жил себе бобылем, где-то на окраине города. Все это, естественно, вызывало многозначительное «шушуканье», особенно, среди незамужних особ.
10
Причем, Станислав Николаевич никогда не отказывался от дружеских вечеринок и сабантуйчиков, хотя неизменно мало пил, никогда не оставался на ночь и, самое главное, никого не приглашал к себе.
Некоторые сослуживицы, из числа особенно активных, неоднократно пытались «устроить» личную жизнь Станислава Николаевича, посредством либо самих себя, либо своих подруг, что к их глубокому сожалению, обычно, заканчивалось ничем. В дружеских компаниях, Станислав Николаевич, слыл чудесным рассказчиком, а его ироничный юмор всегда находился на грани допустимого, никогда, однако, за эту грань не переступая. Блестящая острота и смелость высказываний, при близком знакомстве, привлекала к нему людей. Не всех конечно. По этому, попытки его женить не ослабевали. А если к обаянию прибавить отдельную жилплощадь, не плохую зарплату и довольно сносный автомобиль, жених получался приличный. А то, что не красавец, так это как говориться «стерпится слюбится»! Если потребуется, конечно. Но почему-то не требовалось.
Так это все и тянулось уже не один год. Известная всем общественная жизнь на работе и полная завеса таинственности над жизнью личной. Одно время среди сослуживцев ходил слух о том, что прежде, Станислав Николаевич, работал с радиоактивными веществами, ну и как следствие… Сами понимаете! Но на одном из коллективных праздников этот миф неожиданно развеялся. То ли одна из сотрудниц во время танцев почувствовала что-то, то ли выяснила это каким-то другим способом, однако, впоследствии, она с уверенностью заявила. Что об импотенции не может идти даже речи. Так как она заявляла это с непреклонной уверенностью, все ей поверили. Впрочем, этот факт вызвал только новую волну сплетен и домыслов.
Сам Станислав Николаевич не обращал на это абсолютно никакого внимания. Жил своей привычной, размеренной жизнью. Пунктуально приходил на работу, без неохоты и раздражения на лице отправлялся в командировки, в положенный срок уходил в отпуск, вовремя возвращался, повышения зарплаты не требовал, когда ее задерживали, не роптал. Никогда ни у кого не брал денег в долг, хотя сам небольшие суммы в долг давал всегда. Иногда без отдачи.
Начальство им, в основном, было довольно, а держали его именно из-за командировок. Сами понимаете, кому охота тащиться в «тмутаракань», срываясь с насиженного места, имея мизерные командировочные, разгребать кучу проблем и не иметь за это ни благодарности, ни отгулов, ни премий. Ну, вроде бы, сделал то, что должен был. А Станислав Николаевич ездил без разговоров, без претензий и без нытья. Хоть когда и хоть куда. А поездки случались довольно часто. Вот и держали. И дорожили.
* * *
…Все кончилось. Больше никто не терзал Настино тело. Сразу после того, как мужчина ушел, пришли две девушки, освободившие Настю от ее не гостеприимного ложа.
Обе девушки не имели почти никакой одежды, за исключением сложной системы ремешков, поддерживающих обнаженную грудь и пары ремней образующих импровизированные трусики. У каждой, сбоку, на поясе висела короткая плеть. Их волосы были уложены в виде небольшой, туго сплетенной башенки. Дополнял этот ансамбль браслет желтого металла в виде змеи, обвивающей несколькими кольцами руку обладательницы чуть выше локтя. Змея смотрела на окружающий мир единственным глазом, кроваво-красного цвета.
Девушки были отлично сложены и хороши собой. На округлых полушариях ягодиц, у обеих, красовались хорошо заметные синяки, по-видимому, оставленные ремнем.
Освободив Настю, они помогли ей подняться на нетвердые ноги и увели за пределы зеркальной комнаты. Сопротивляться она не пыталась. Просто не было сил.
Ее проводили в ванную комнату. Прохладная вода приятно расслабила тело. Девушки мягкими губками вымыли Настю, не доставив ей при этом ни одного неприятного ощущения. Затем они натерли ее тело душистыми маслами и сделали расслабляющий массаж. Закончив процедуры, девушки отвели Настю в небольшую комнатку, где оставили одну.
Все убранство комнаты состояло из просторной кровати, на которой, при желании, могли уместиться, как минимум, человека четыре. В углу, за небольшой перегородкой, находились умывальник, унитаз и биде. Больше в комнате ничего не было. В целом, комнатка выглядела довольно прилично, особенно если сравнивать ее с зеркальной, но Насте, в настоящий момент не было никакого дела до внешнего вида и убранства комнаты. Она чувствовала только неимоверную усталость и опустошение. Больше всего на свете ей сейчас хотелось спать. Только спать, ничего больше. Настя сделала несколько шагов, рухнула на кровать и, немедленно, провалилась в теплую, успокоительную темноту…
Спала она, по-видимому, очень долго. По крайней мере, ей так показалось.
Никто ее не беспокоил. Проснувшись, она немедленно огляделась. Где-то в глубине души, все еще теплилась надежда, что все произошедшее с ней накануне, всего лишь плохой сон. К сожалению, вокруг нее ничего не изменилось и, ее снова окутал страх. С замирающим сердцем она попыталась пошевелить всем, чем только можно, но на этот раз, ничего не помешало ее движениям.
«Слава Богу» – подумала Настя – «На этот раз никаких веревок». Попытка потянуться, отозвалась ноющей болью в «интересных» местах, и это окончательно испортило ей настроение. Перед глазами понеслись жуткие минуты предыдущего дня, или ночи, или того и другого вместе. Вставать совершенно не хотелось, да и не зачем было. По этому Настя валялась в постели до тех пор, пока не пришел край. Короче, пока не «приспичило». Пришлось все-таки встать и посетить импровизированный туалет. Завершив обязательную для всех, утреннюю процедуру, Настя, чертыхаясь, кое — как подмылась. Любое прикосновение к гениталиям вызывали не слишком приятные ощущения. Хотя, впрочем, боль не была слишком острой, как ожидала девушка. Вероятно, мази и натирания, смягчили основную часть боли, оставив только ноющие воспоминания и синяки. Хотя, возможно, так и должно быть. Точно Настя не знала. Как мы уже говорили, дома ее ни разу не пороли, даже в глубоком детстве, по этому сравнивать было не с чем.
После «водных процедур» пришлось вернуться в кровать. Больше было некуда. Осмотр комнаты занял совсем немного времени. Ровные стены, ни щелей, ни трещин. Даже не ясно, в каком месте находиться дверь…
В какой-то момент, Настя почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Обернувшись, девушка увидела восточного вида старика, в нелепой чалме, в халате до пола и, с приличествующей в таких случаях, жиденькой мусульманской бородкой. Своим видом он напомнил Насте старика Хоттабыча из детской сказки. Она невольно улыбнулась своим мыслям, но в ту же секунду осознала, что сидит перед ним совершенно голой. Повинуясь инстинктивному, страху она вскочила, прижалась спиной к холодной стене и прикрылась специально прихваченным для этой цели одеялом. Тем временем, у старика за спиной, бесшумно открылась дверь и, девушки, похожие на прежних Настиных спутниц, внесли стул, на который старик не торопясь, уселся.
Некоторое время, старик и Настя молча рассматривали друг друга. Явной угрозы старик, по Настиному мнению, не представлял, к тому же, их разделяла кровать, вокруг которой можно было бы долго убегать от старика. Вряд ли он смог бы догнать молодую, полную сил девушку. Мало-помалу Настя успокоилась.
Старик заговорил. От неожиданности, Настя вздрогнула. За все время, которое она находилась здесь, она не слышала ничьего голоса, кроме своего. Старик говорил медленно, с сильно заметным акцентом, явно стараясь, чтобы каждое его слово было правильно услышано и понято:
—Тебя зовут Настя, тебе восемнадцать лет и четыре с половиной месяца, ты родилась…
Настя удивленно слушала. Этот старик знал о ней все. Вплоть до мельчайших подробностей. Он даже почти угадал количество половых сношений случившихся в ее жизни. Она никак не могла понять, откуда он знает столько мелочей, о ее, ничем не примечательной, жизни. Непонятно, также, было, зачем ему все это, но спросить она пока не решалась.
Старик, тем временем, покончив с анкетными данными, перешел к самому интересному и важному для Насти…
— Сейчас, ты находишься на острове, неподалеку от берегов Бирмы. Остров этот принадлежит человеку, которого все мы здесь называем Ваша Светлость, тебе, если он пожелает встретиться с тобой, надлежит называть его также. При встрече с ним ты должна преклонить колени, опустить голову и оставаться в таком положении до тех пор, пока он либо не пройдет мимо, либо не прикажет тебе что-нибудь. Тебе запрещается с ним заговаривать, если только он сам не обратится к тебе. На все вопросы следует отвечать четко, внятно и, по возможности, коротко. Это общие правила, ибо все на этом острове происходит так, как он того пожелает…
Не дослушав до конца, Настя задала вопрос, который в создавшейся ситуации волновал ее больше всего:
— А как я сюда попала?
Старик метнул на Настю такой гневный взгляд, что ей стало не по себе, и продолжал:
— Никогда не перебивай того, кто говорит с тобой от лица Его Светлости, иначе ты жестоко поплатишься за свою несдержанность! Когда придет время, я отвечу на все твои вопросы, на которые буду, способен ответить…
— Итак, — продолжал он, — бежать отсюда не только бессмысленно, но и попросту невозможно. Любой беглец, в самое короткое время, возвращается сюда. И, поверь мне, мы заставляем его жестоко раскаяться в содеянном! Смерть в этом случае, является самым дорогим, ни с чем не сравнимым подарком. Но смерть не всегда торопится избавить беглеца от мучений. Надеюсь, ты меня хорошо понимаешь? У тебя уже есть некоторый опыт, не правда ли? Не забывай, что за любую, пусть даже самую незначительную, провинность, ты будешь немедленно наказана. В общем, у тебя есть два варианта: или ты добровольно принимаешь все испытания, которые пожелает послать тебе небо и Его Светлость, или все это происходит без твоего желания! Мне думается, что некоторое представление об испытаниях, о которых я говорю, ты уже имеешь. Если ты будешь вести себя правильно и соблюдать наши законы, с тобой будут обращаться достойно, в пределах разумного, конечно. Если нет, – обижайся на себя!
После минутной паузы он добавил:
-Теперь я готов ответить на твои вопросы, можешь спрашивать.
Настя не долго собиралась с мыслями. Основные вопросы вертелись у нее на языке уже давно. Теперь она боялась их забыть или перепутать. Еще она боялась, что старик уйдет, а будет ли еще такая возможность? Кто знает?
-Сколько я здесь пробуду? – Спросила Настя дрожащим от нервного возбуждения голосом.
-Этого не знает никто. Это зависит только от желания Его Светлости, а он обычно, ни с кем не делится своими планами.
-Что со мной будут делать?
-Его Светлость волен в своих желаниях!
-Но меня же будут искать! – со слезами и надеждой в голосе сказала Настя.
-Меня обязательно будут искать!
Старик слегка усмехнулся, с сомнением покачал головой и сказал:
-Мы так далеко от твоей страны, за сотни миль! Мы даже не на континенте! Здесь никто не говорит по-русски и никому нет до тебя никакого дела. Боюсь, ты не поняла: тебя никогда не найдут! Никогда! Даже если будут очень стараться найти. Если Его Светлость не пожелает вернуть тебя, ты потеряешься навсегда!
-А разве случается, что кого-то возвращают?
-Иногда. Иногда он возвращает людей и даже щедро награждает их, за проведенное здесь время. Настолько щедро, что им хватает на всю оставшуюся жизнь. Иногда он продает их. Кого в гаремы, кого политикам, кого сутенерам. Иногда девушки становятся женами сильных мира сего, или любовницами. У каждого своя судьба, все мы в руках Аллаха.
-А вы не боитесь, что кто-нибудь расскажет о том, что здесь творится?
-Нет. Слишком много сильных людей заинтересованы в этом острове и в деньгах, которые делаются на этом острове.
-Что же мне делать?
-Покориться! А затем ждать и надеяться, исполнять все, что от тебя потребуется и благодарить Аллаха за то, что ты до сих пор жива!
-А если я буду вести себя хорошо?
-Это избавит тебя от лишних наказаний. Плюс к этому, за тобой будут хорошо ухаживать, тебя будут хорошо кормить и у тебя будет время отдыха, когда тебя никто не будет беспокоить.
Старик немного помолчал и добавил:
-Как правило, Его Светлость не задерживается на одной девушке подолгу. Месяц, два, редко больше. Некоторые из тех, кого он желал отпустить, просят его разрешить остаться, но этой чести удостаиваются очень немногие.
-Но почему именно я? – спросила девушка, вытирая выступившие слезы.
-Не знаю, таково было ЕГО желание.
С этими словами старик встал и направился к выходу.
-Подождите! – закричала Настя, — а как Его Светлость узнает, если я соглашусь?
-По твоему поведению! К тому же, ты сама скажешь ему об этом, если, конечно, он пожелает тебя спросить!
Старик вышел. Следом девушки вынесли его стул. Настя осталась наедине со своими мыслями и слезами. Отшвырнув одеяло прочь, она разрыдалась, по детски, размазывая по щекам горючие слезы.
У нее оказалось достаточно времени и нарыдаться и успокоиться. Затем за ней пришли. В дверном проеме появилась уже знакомая Насте девушка и коротко бросила:
-Пошли.
Настя даже не шелохнулась. Идти ей никуда не хотелось, а к солдатской дисциплине она еще не привыкла. Она спросила:
-Куда?
Девушка, собиравшаяся уже было уйти, обернулась и, некоторое время, смотрела на Настю, удивленно подняв брови.
-Тебе что, ничего не объяснили, или ты просто дура? – беззлобно спросила она.
-Объяснили, объяснили. – проворчала Настя.
-Тогда немедленно вставай и делай что говорят! Иначе останешься без жратвы и попробуешь вот этого! – она показала на плеть и, повернувшись, уверенно зашагала вперед.
В ее голосе Настя почувствовала явную угрозу. Искушать судьбу не хотелось, Настя встала и поплелась следом. Она решила, что благоразумнее будет сначала осмотреться в новой обстановке и, только потом, принимать какое-либо решение. На этот раз ее привели в комнату, которая служила столовой. По середине комнаты стоял стол с различной едой. Кроме Насти в комнате находилось несколько девушек, таких же обнаженных, как и она. Которые, с видимым удовольствием, поглощали приглянувшиеся им кушанья.
-Здравствуйте. – попыталась поздороваться Настя.
-Заткнись! – тут же оборвала ее охранница.
Девушки оглядели Настю с ног до головы и, тут же, вернулись к еде. Настя, в свою очередь, оглядела девушек. У некоторых из них на теле виднелись следы полос. Частью свежие, частью почти сошедшие, которые, впрочем, совсем не мешали им.
Чувствуя некоторую скованность из-за своей наготы, Настя присела за стол. На столе присутствовали практически все известные ей фрукты и овощи, а также такие, которые она видела впервые. Кроме того, здесь присутствовало мясо и рыба в нескольких вариантах. Стол был буквально завален яствами и , девушки ходили вокруг него, выбирая наиболее приглянувшиеся им кусочки. Среди напитков были и винные бутылки с красивыми этикетками, и надписями на непонятном языке. Однако вина Насте почему-то не хотелось. Конечно, девушка не была принципиальной противницей выпивки, но в другое время и в другом месте.
Настя положила на тарелку того, что находилось поближе к ней и, одновременно с едой принялась рассматривать товарищей по несчастью.
Всего, кроме Насти, в комнате находилось еще пять девушек. Самой младшей, было, пожалуй, не больше пятнадцати, а самой старшей не менее двадцати. Все они имели приятную внешность и почти идеальные фигуру. Создавалось впечатление, что их тщательно отбирали. Безусловно, все они занимались физическими упражнениями, скорее всего гимнастикой, шейпингом или аэробикой. Девушки вели себя совершенно непринужденно, видимо давно привыкнув к своему обнаженному состоянию. Так же как и у Насти, все волосы с их тел были удалены и любому любопытному взору открывались все девичьи прелести, во всей их первозданной красе. Кроме них в комнате находилась охранница, одетая в уже знакомую униформу, но к еде она не притрагивалась, а стояла возле двери со скучающим и безучастным видом.
Неожиданно, Настины размышления были прерваны. Что-то с громким шлепком ударилось ей в грудь. По началу, Настя не поняла что случилось, но потом догадалась: в нее запустили арбузной семечкой.
Поискав глазами, она легко определила виновницу. Ею, несомненно, была та, самая юная особа, которая, с чересчур невозмутимым видом, уплетала арбуз. Причем, делала она это столь сосредоточенно, а глаза ее выражали такую невинность и не заинтересованность в происходящем, что никаких сомнений в ее виновности не оставалось.
Такой вольности «соплюхе», Настя прощать не собиралась! Взяв со стола сливу, она взвесила ее на руке, не спуская глаз с лукавой обидчицы. В этот момент, в глазах девчушки мелькнул страх и Настя, было, приписала его причину себе, но тут же увидела, что к девочке идет охранница. Настя замерла со сливой в руке, не зная как поступить. Краем глаза она видела, что все остальные девушки прекратили еду и, как -то внутренне, напряглись, застыв в ожидании.
Подойдя к девочке, охранница тихо приказала:
-Встать! Повернись, нагнись!
В глазах у озорницы блеснули слезы. Она положила на стол недоеденный арбуз, вытерла рукой перепачканные щеки, встала, повернулась к охраннице спиной и слегка нагнулась, выпятив свою очаровательную попку. Одной рукой она уперлась в свою коленку, а вторую, сжав в кулак,
Прижала ко рту. Охранница размеренно взмахивая плетью, стала наносить ей хлесткие удары. Каждый удар сопровождался громким мычанием девочки. И хотя слезы из ее глаз лились ручьем, она не пыталась ни защититься, ни отстраниться.
Нанеся десяток ударов, охранница вернулась на свое место.
Девочка еще некоторое время всхлипывала, размазывая по щекам слезы и потирая исполосованную задницу. Дальше ей пришлось продолжать обед стоя. Остальные, стараясь сохранять невозмутимый вид, тоже вернулись к трапезе. Хотя в их глазах ясно читалось сочувствие, никто не проронил ни слова. Настя с остервенением вгрызлась в сливу. Вообще-то, сливы она не особенно любила, но положить ее назад, а тем более запустить ее в девочку, после того, что произошло, не решилась. Оставалось одно: съесть! Что она и сделала, пожалуй, даже с излишним усердием…
Девушки оставались в столовой до тех пор, пока не насытилась последняя из них. Затем Настю проводили в ее комнате, и снова оставили одну.
Оставшись в одиночестве, Настя прилегла на кровать и предалась воспоминаниям. Она вспоминала экзекуцию увиденную за обедом.
Видения, по непонятным причинам, возбуждали. Раньше она не замечала за собой такой особенности. Нет, ей, конечно, нравилось «угнетать» «малолеток», но делала она это скорее для самоутверждения среди подруг, а вот сексуальное возбуждение от порки испытывала первый раз. Незаметно для себя она уснула, и, уже во сне, снова и снова, переживала недавнее событие. То, видя во сне заплаканное лицо юной проказницы, то ее исполосованный, вздрагивающий от каждого удара, розовый задик…
Г Л А В А 4.
Сегодня Станислава Николаевича вызвал к себе директор. Ничего необычного в этом не было. Станислав Николаевич сразу догадался: предстоит длительная командировка. Молча выслушав сетования на тяжелую обстановку с финансами и кадрами, он только кивнул в ответ на вопрос о возможности съездить с инспекторской проверкой. Затем, он, также молча, выслушал длинное и пространное объяснение задач, которое в итоге, свелось к двум-трем фразам. Вообще, шеф любил разводить «опусы» и всегда говорил много и пространно, добавляя кучу никому не нужных подробностей и несбыточных пожеланий. Иногда, он так увлекался, что забывал суть вопроса и тогда подчиненные, как можно тактичнее, возвращали разговор к начальной теме. Надо сказать, что, несмотря на неумение четко поставить задачу, его шеф, обладал настоящим талантом стратега. Именно благодаря его умению находить не стандартные решения и разрабатывать новые направления деятельности, их компания существовала до сих пор.
Не смотря на то, что благосостояние Станислава Николаевича никак не зависело от его работы в данной фирме, равно как и от существования ее вообще, он симпатизировал директору. Где — то в глубине души, он даже жалел, что не может увлечься этой работой всерьез.
Не тратя времени на долгие сборы, Станислав Николаевич, в тот же вечер, сел на поезд и отбыл в дальнюю, длительную командировку. Задание было не сложным, время не ограниченно, значит, он сможет заняться тем, чем он собственно жил все эти годы…
***
…Мужчина медленно брел по опустевшей улице. Над городом висела глубокая, по-летнему теплая ночь. Фонари уже не горели, но от подсвеченных витрин и светящихся рекламных щитов, света вполне хватало для ночной прогулки. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги, лишь иногда озираясь по сторонам. Казалось, его мысли очень далеки от окружающей его действительности. На самом деле, сейчас он как раз старался отогнать от себя все мысли и просто отдохнуть, наслаждаясь ночной тишиной уснувшего, родного города. Ему никто не мешал. Впереди, на некотором расстоянии, двигалась пара ребят из тех, на ком необъятные пиджаки выглядят детскими курточками, надетыми не по размеру. Такая же пара ребят шагала позади него.
Вдалеке, замаячила влюбленная парочка, двигавшаяся навстречу процессии. Один из телохранителей, ускорив шаг, решительно двинулся к ним. Подойдя к влюбленным, он, с обольстительной улыбкой, попросил их перейти на противоположную сторону улицы. Естественно, отказать такому обаятельному молодому человеку они не смогли и, вприпрыжку, выполнили его просьбу. Потом, они долго стояли, заворожено вглядываясь в фигуру мужчины, видимо, надеясь узнать в нем кого нибудь из знаменитостей, но, к сожалению, безуспешно. Им он был совершенно неизвестен. Разочарование и неутоленное любопытство они компенсировали долгим и, наверное, страстным поцелуем.
На некоторое время эта сентиментальная сценка привлекла внимание мужчины, но, вскоре, он снова глядел себе под ноги и медленно двигался по пустынным улицам в сторону городской набережной.
Он любил этот город. Здесь он родился и вырос. Здесь прошли самые лучшие и, вместе с тем, самые тяжелые для него годы. Какая-то непонятная сила заставляла его, снова и снова, возвращаться сюда, даже теперь, когда он мог позволить себе все, ну или почти все. Но почему-то именно теперь, когда любой город мира с радостью принял бы его, он все чаще, бросая все дела, мчался сюда, чтобы вот так, просто, побродить по темным улицам, знакомым и родным с детства. Правда, для всех, он продолжал по-прежнему жить в этом городе, где-то там, на окраине. И только самые близкие, а вернее сказать приближенные знали, что здесь живет совсем другой человек. Очень похожий. Естественно, совпадало все, вплоть до шрамов и родинок. Но настоящим был он.
Сейчас он добился всего, чего только можно пожелать. Но как тяжело ему это далось…
Никто не мог ему помочь. Или не хотел. Да и не мог он ни к кому обратиться за помощью. В том деле, которым он занимался, искать помощников было нельзя. Ему приходилось постепенно, шаг за шагом, карабкаться на скалу жизни, пока, наконец, он не добрался до самой вершины. Теперь над ним нет никого. Но и рядом никого. Леденящая душу пустота! Все кто вертится рядом с ним, ждут от него или денег, или чего-то еще. Как бы высоко они не стояли, все они теперь подобострастно заглядывают ему в глаза и клянутся в вечной дружбе, с усилием стирая со своего лица гримасу неприязни и отвращения. И те, кому платит он, и те, кто платит ему. Все они ненавидят его, хотя именно он, воплощает в их жизнь то, о чем они мечтают в своих самых сокровенных снах. В самых буйных фантазиях. Раньше, до него, они не смели на это даже надеяться. Он, это индустрия их развлечений. Он дает им все, что только может вообразить их больная, извращенная фантазия. И они готовы платить ему, беречь его как самую дорогую сокровищницу! Для многих он стал единственным смыслом жизни.
Первоначально это было смыслом жизни и для него. Потом пришло пресыщение. Затем, это переросло в работу и перестало приносить то безудержное удовольствие, которое так захватывало в начале. Сейчас приходится постоянно изобретать что-то новое. И не только для других, но и для себя.
Создание его «Колыбели грез» началось давно. С самой малости, с видео. Вначале, он страстно увлекся пикантными видеофильмами, но большинство из них, казались ему лишенными остроты и фантазии. Натуральных чувств. Тогда он осознал, чего хочет, за что готов платить свои, тогда еще скудные средства. И за что другие, безусловно, также готовы щедро заплатить. Много времени прошло в поисках, пока у него не появилась своя собственная, естественно нелегальная, видеостудия. Однако он оказался не лишенным таланта, и это принесло свои плоды. Понемногу, появлялись клиенты, связи, деньги. Несмотря на солидные доходы, приходилось часто переезжать с места на место, заметать следы. К сожалению, он по-прежнему был недоволен собой, своими фильмами. По его мнению, в них по прежнему не хватало жизненной натуральности. Их приходилось улучшать до бесконечности. Пока, наконец, в его мыслях не родилась теперешняя «Колыбель грез». Когда же он осознал финансовые
горизонты будущего предприятия, ему стало страшно. Тех, кто станет впоследствии его клиентом, вряд ли остановит криминальность идеи и незаконность действий. Потому, что они и есть закон! Сейчас, без него, они пытаются делать то же самое, испытывая при этом колоссальные трудности. И если, найдется кто-нибудь, кто предложит им это в удобной форме, они с радостью распахнут для него и свои двери, и свои кошельки. Так и случилось позже.
С этого момента он перестал тратить деньги. Все свои средства он бросил на достижение намеченной цели.
* * *
-Встать!
Услышала Настя резкий окрик и проснулась. Обведя комнату полусонным взглядом и заметив в дверях охранницу, девушка недовольно поморщилась. Однако, помня урок вчерашнего дня, она встала, сбрасывая с себя остатки сна и сладко потянувшись, замерла в ожидании. Охранница безмолвно наблюдала за ее действиями, не проявляя при этом ни нетерпения, ни раздражения. Затем, решив, что Настя проснулась окончательно, кивком головы, позвала ее за собой.
Пропетляв по коридорам, они пришли в обширное помещение, большую часть которого, занимали гинекологические кресла, зеркала и различные парикмахерские приспособления. Настю усадили в свободное кресло, и молодая девушка принялась старательно выбривать ее «прелести». Настя не противилась. Она вообще решила ничему не противиться. Тем более что от ее желаний ничего не зависело. Рядом с ней, подобной процедуре подвергались и другие девушки. Многим из них, одновременно с этим, укладывали волосы и делали макияж. От нечего делать, Настя глазела по сторонам. Насте, почему-то, ни прически, ни макияжа не делали и это ее слегка раздосадовало. Следующая комната, куда ее проводили после «процедур», вызвала и недоумение и улыбку одновременно. Ее взору представилась забавная картина: вдоль стен находилось не менее двух десятков унитазов и, почти все, были заняты. Чуть дальше, за тонкой перегородкой, стояло несколько медицинских кушеток, вокруг которых, сновали девушки, одетые в белые передники и колпаки. Одна из них, сразу же, подошла к Насте и легонько подтолкнула ее к свободной кушетке.
-Ложись на бок и подогни колени к животу! – почти ласково сказала она.
-На какой? – на всякий случай спросила Настя.
-На какой хочешь! – со смешком ответила девушка.
Настя устроилась на кушетке. Предстоящая процедура, безусловно, была ей знакома, но, естественно, особого восторга не вызывала.
Прикосновение к анусу заставило Настю инстинктивно вздрогнуть и сжаться.
-Тихо, тихо, расслабься! – скомандовала ей девушка, обильно смазывая задний проход жирным кремом. Затем она ввела клизму.
Внушительный вид стоящей неподалеку охранницы, предостерегал Настю от любых необдуманных действий. «По крайней мере, не бьют», думала Настя. Тем временем, вода медленно заполняла ее внутренности. Живот заметно тяжелел. Становилось трудно дышать. Ей показалось, что еще чуть-чуть и все у нее внутри лопнет. Однако, этого «чуть-чуть», не последовало.
-Все, беги! Закончишь, вернешься. – Услышала она знакомый голос.
Ощущая себя полным графином, Настя с трудом сползла с кушетки и, стараясь не плескать воду в животе, медленно двинулась к вожделенному унитазу. Силы ягодиц едва хватало на то, чтобы сдерживать позывы, а каждое неосторожное движение немедленно отдавалось болью. Кое-как она добралась до места…
Процедура повторилась несколько раз. После этого, ее и еще нескольких девушек, отвели в спортзал. Настя никогда не утруждала себя физическими упражнениями, справедливо полагая, что фигура у нее и без того классная, но, к сожалению, выбора не было. Пришлось попотеть, занимаясь шейпингом.
Заниматься нагишом было не совсем обычно. В основном, она уже привыкла к своей наготе, но данная ситуация, что называется, не тот случай. «Трясти титьками» оказалось не слишком приятно, а когда дело дошло до махов ногами, Настя и вовсе замешкалась. Во — первых потому, что она уже достаточно напрыгалась, для первого раза, а во вторых, подобные жесты, показались ей через чур, фривольными. Из раздумья ее вывел резкий окрик:
-Всем стоп! – и уже обращенный непосредственно к ней:
— Повернись! Нагнись!
Смысл команды дошел не сразу. Голова слегка закружилась от подступившего бессильного страха. Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле,потому, что в этот момент, она получила хороший удар под дых. Дыхание перехватило, а резкая боль заставила ее согнуться пополам. Перед глазами поплыли радужные круги. В следующее мгновение, ее шея оказалась зажатой между ног. На выпяченную задницу посыпался град свистящих ударов. Кричать она еще не могла, зато из глаз ручьем полились слезы. Инстинктивно, она попыталась вилять задницей, чтобы вывести ее из-под жалящих ударов и, вдобавок, прикрыть ее руками. Однако, выдержки, чтобы прикрываться руками, не хватило. Вдобавок, удары стали сильнее и чаще. Поняв, что попытки ослабить боль, приводят лишь к дополнительным искрам из глаз, Настя прекратила сопротивляться и, в остальное время экзекуции, только выла на разных тонах. Высота издаваемых нот, естественно, напрямую зависела от точности попадания и силы удара. Наконец, бедра, сдавливающие ее шею, ослабли, и Настя грохнулась на пол, продолжая реветь.
-Встать! Занять свое место!
Следующий окрик тренера заставил Настю мобилизовать все свои силы, подняться и, во избежание повторения, занять свое место. Все остальные движения тренера девушка выполняла с удвоенным старанием и энергией. От того, что она вертелась во время наказания, часть ударов пришлась по ногам и бокам и, именно они, доставляли ей сейчас особенные неприятности. Теперь ей стало понятно, почему та девочка, в столовой, немедленно приняла позу максимально удобную для охранницы.
Оказывается, у человека есть много мест более чувствительных к наказанию чем зад, а если учесть, что наказание неизбежно, то желательно, чтобы экзекутор не злился и не промахивался. Вдобавок, когда Настя представляла вид своего исполосованного со стороны, то краснела до самых кончиков ушей. Ей представлялось, что все остальные только и делают, что глазеют на нее. А то, что все, также как и она, ловят глазами каждый жест тренера, чтобы не повторить ее «подвиг», ей просто не пришло в голову.
После занятий, ее, как и в первый раз, помыли, сделали массаж и натерли душистыми маслами. Затем, Насте сделали прическу и макияж.
Входя в Настино положение, девушки колдовали над ней стоя на табуретах. В своем деле они оказались большими мастерами и, через некоторое время, из зеркала на Настю смотрела столь привлекательная девушка, что будь она мальчишкой, обязательно бы влюбилась в себя.
После всего этого Настю вновь вернули в ее комнату. Слегка поразмыслив, девушка пришла к выводу, что ее подготовили к встрече с кем-то. И, судя по предыдущему опыту, эта встреча не предвещала ничего хорошего. Однако за ослушание строго наказывают, а бежать, пока, если это вообще возможно, случая не представилось. Оставалось ждать. Или покончить с собой. Но этого почему-то не хотелось. Совсем! Раньше, особенно в детстве, Настя частенько представляла себе, как она умирает, как суетятся вокруг родители, как они рыдают, осознавая, что неправильно поступали по отношению к ней. Но ничего уже нельзя сделать, поздно, надо было думать раньше! В общем, целое море слез и т.д.
Но всерьез об этом даже думать не хотелось. Ведь не может же этот сон продолжаться вечно? Или может? Придется ждать. И терпеть. Конечно, эта мысль не доставляла никакой радости. Вообще-то, если исключить пару неприятных моментов, то сегодняшний день прошел довольно сносно. А если бы она, случайно, не «нарвалась» на тренировке, из-за своих дурацких комплексов, то все обстояло бы еще лучше. К своему обнаженному виду Настя уже начала привыкать, тем более что здесь так ходят все и достаточно тепло, чтобы не мерзнуть, даже жарко. Конечно, если бы ее просто трахали, без битья, было бы гораздо лучше! Но тут уж, как говориться, если бы, да кабы…
Вспомнился и пережитый оргазм. Его хотелось бы повторить! И лучше не один раз!
Такие противоречивые мысли блуждали в Настиной голове, отвлекая ее от томительного ожидания и страха связанного с ним. Все же с течением времени, страх нарастал, вытесняя все остальные мысли и чувства.
Чтобы хоть чем — то занять себя, Настя принялась ходить по комнате и разглядывать стены и потолок. Странно, но за все время, что она находилась здесь, у нее ни разу не нашлось времени, или сил, для этого. Слишком много событий произошло за это время и, до осмотра собственного пристанища, просто руки не доходили. Или ноги. Теперь вот дошли. Хотя осматривать было в сущности нечего. Кроме унитаза, биде, умывальника, небольшой перегородки, отделяющей все это от кровати, в комнате ничего не было. Совсем ничего! Большую часть комнаты занимала кровать, изголовьем вплотную придвинутая к стене. На стенах — обои, с каким то замысловатым рисунком, потолок казался сделанным из матового стекла, через которое, вся комната наполнялась мягким, уютным светом. Больше ничего. Все выдержанно в строгом стиле. Даже слишком строгом. Все просто, все понятно, все подготовлено для узников. Полная изоляция от внешнего мира. Единственная деталь, не укладывающаяся в общую картину — светящаяся шкала, состоящая из нескольких полупрозрачных квадратиков, расположенная в спинке кровати у изголовья. Каждый из квадратиков, размером, примерно со спичечный коробок, светился своим цветом. Для ночника, их свет был слишком слабым, а орнаментом их и вовсе назвать было нельзя. В общем, их предназначение непонятно и подозрительно. Настя легла на кровать, животом вниз и, приблизив глаза почти вплотную к квадратикам, попыталась заглянуть внутрь. Безрезультатно! Квадратики оказались совершенно непрозрачными! Настя погладила их рукой и, от ее прикосновения они, разом, засветились ярче. Вдобавок, что-то мелькнуло у нее за спиной. Испугавшись, Настя резко отдернула руку и обернулась. Почти всю противоположную стену занимал светящийся телевизионный экран. На экране, крупные буквы объясняли предназначение каждого квадрата и функции, которые он включает. Некоторые Насте показались странными и непонятными, например «Гр.Уб.», или «Контроль». Набравшись смелости и подготовившись к неожиданностям, Настя дотронулась до квадрата «Контроль». Ничего страшного не произошло. Просто на экране появились разные символы, бьющееся сердце с цифрой рядом, линейка с цифрами снизу и сверху, несколькими кривыми и шкалами с непонятными названиями типа «Синусовый ритм» и так далее. Зато внизу экрана высветился прямоугольный циферблат. Это обрадовало девушку. Теперь она могла знать время! Например, сейчас часы показывали 21-45. Настя протянула руку к следующему квадратику и, неожиданно, цифры на экране запрыгали, заплясали шкалы и кривые. Девушка замерла, циферки на экране тоже затаились. Поняв в чем дело, Настя от души рассмеялась. Экран показывал работу ее собственного организма. «Так я скоро буду бояться собственной тени!» — с досадой подумала Настя. Решив больше ничего не бояться, девушка долго развлекалась тем, что нажимала подряд на все квадраты. В том числе и «Гр.Уб.». При этом из стены выдвигался небольшой столик с мягким пуфиком и зеркалом. Всю поверхность столика состояла из маленьких углублений, занятых различной косметикой. Одних теней было, наверное, штук сто. По соседству со столиком, в стене, оказался спрятан холодильник, в котором охлаждались различные напитки. Правда, только безалкогольные. Остальные квадраты управляли телевизором. По крайней мере, больше никаких сюрпризов в стенах Настя не нашла. Телевизионных каналов имелось довольно много, однако, все они транслировались на непонятных языках и смотреть их было скучновато. Единственный канал шедший на русском языке, который Настя обнаружила, ничего не показывал. Когда она переключала телевизор на него, экран на мгновение потухал, а затем на нем загоралась надпись гласившая: «В настоящее время доступ к спец. программе невозможен. Попробуйте ввести пароль или перезагрузить программу». Но сколько Настя не щелкала, программа упорно не хотела перезагружаться, никакой подсказки как вводить пароль и какой он, этот пароль, тоже нигде не было. Устав от бесплодных попыток, Настя переключила телевизор на первую попавшуюся музыкальную программу и решила слушать музыку. Тем боле, что ничего другого не оставалось.
Г Л А В А 5.
…А цель была высока. Не дотянуться! Для ее достижения требовалось очень многого. Постепенно, рядом с ним не осталось ни одной близкой души. Да и не могло остаться. При его занятии. Тогда он еще был для всех просто Стасом. Это сейчас, он удивился бы, услышав подобное обращение к себе. Сейчас никто уже не смел, назвать его по имени. Время шло, в определенных кругах, он приобретал все большую известность. Вместе с известностью приходили и деньги. Много денег. Но и теперь он не мог их тратить ни на что кроме развития начатого дела. Теперь он уже не мог остановиться. Даже если бы захотел. Он сам ступил на этот путь. Теперь слишком многим он обеспечивал удовольствия. И себе, конечно. Но, в основном, для других. И, эти другие, ни за что не дали бы ему остановиться! Не позволили бы отнять у себя часть своей жизни, для многих, главную часть. Не допустили бы крушения своих надежд. Для многих он стал уже слишком важным звеном, соединяющим обрывки их жизни, между обыденностью и сказкой.
Он, по прежнему, продолжал жить скромно, а в это время, громадные капиталы уплывали куда-то за безбрежную даль горизонта. Туда, где многое было по-другому. Но эти бумажки, эквивалентные неизвестно какому труду, имели там гораздо больший вес и успех. Даже теперь, после долгих лет жизни ТАМ, все оставалось для него таким же чужим, как и раньше. Как и тогда, когда «свободный Париж», рисовался в исключительно розовом свете. Позже розовый туман рассеялся. Сейчас, когда он мог жить там, где хотел и так, как хотел, его неудержимо влекло в родной город.
Пришло время и он купил свой первый остров. Конечно, звучит немного диковато, но это действительно был остров. Совсем небольшой островок. Не более десятка гектаров чужой, совершенно необитаемой земли, которая стала для него новой Родиной. У них, там, закон уважает частную собственность. Конечно, не обошлось без помощи. Естественно не безвозмездной. У них, почему-то, практически нет понятия безвозмездно. Благотворительность есть, но это далеко не одно и тоже. Ну да Бог с ними.
Зато теперь он обзавелся несколькими подобными островками, на которых, собственно и располагалась его теперешняя Колыбель грез. Официально, она естественно, называлась по-другому. Она именовалась «Пансионатом для комплексного обучения граждан сопредельных государств». И, хотя, чему и как обучали в этих пансионатах знали многие, никто не вмешивался. В конце концов, кому какое дело до этих, никому не нужных здесь иностранцев, которые неизвестно откуда берутся и неизвестно куда исчезают потом. Деньги в казну поступали регулярно, даже с избытком. А деньги здесь уважать умеют. К тому же, пансионаты являлись закрытыми учреждениями. На островах, кроме воспитанников, находился только обслуживающий персонал. В основном из местного населения. При соблюдении условий контракта им щедро платили. Они оставались довольны! Да и языка чужаков они не понимали. Короче, все были довольны, кроме самих воспитанников, разумеется. Но вот как раз их никто и не спрашивал! Собственно, это и было то зло, которое творил этот человек. Ему, правда, было уже глубоко плевать, на все условности. За годы работы, на Родине, он сформировал целую сеть агентов, воровавших и скупавших для него детей, под разными предлогами. В основном беспризорных. Иногда, конечно, они имели родителей, но чаще всего, это были опустившиеся люди, готовые за бутылку продать что угодно, или кого угодно. Случалось, воровали и просто с улиц. Он, обычно, не вдавался в подробности. Это была их работа. И он за нее платил. Затем, детей переправляли на острова. Разными путями. Чаще нелегально. Затем, их воспитывал пансионат. О том, как и зачем – разговор отдельный. Факт заключается в том, что это приносило огромные деньги, фантастические.
* * *
Последние два дня прошли для Насти относительно спокойно. Кроме уже известных ей процедур, ничего нового с ней не происходило. Кормили хорошо. Никогда в жизни, девушке не приходилось сталкиваться с таким количеством «вкусностей». Правда диета состояла в основном из овощей, но Настю это ничуть не тяготило. В общем, все было почти здорово, насколько может быть здорово заключение. Эти дни ей удавалось избежать наказаний, а под действием мазей, которыми ее натирали ежедневно, быстро проходили прежние синяки. Кроме того, Настя научилась обращаться с телевизором, и это помогало ей коротать свободное время. Хотя, конечно, мысли о побеге она не оставляла. Случая пока не представилось, но она не теряла надежду. Конечно, прежде всего, для побега необходимо было раздобыть одежду, но, похоже, здесь ее не существовало вовсе. Настя хорошо понимала, что искать ее, конечно, никто не станет. Тогда она просто пыталась напугать своих тюремщиков. На самом же деле, девушка хорошо понимала, что искать ее особо некому. Родом, она была из небольшой, всеми забытой деревушки, где даже телефон был один единственный, на почте. Там жила ее мама. Сама же Настя, училась в институте, за пятьсот километров от дома и жила в студенческом общежитии. Училась она не очень, поэтому подруги решат, что просто сбежала домой, а мама забеспокоится не раньше зимних каникул. То есть через полгода. Да и не под силу престарелой женщине будет найти свою дочь в чужой стране. Короче, дело «табак».
Вот в таких невеселых раздумьях и проходили Настины дни. Иногда, чтобы развеяться и отдохнуть от них, она гуляла по комнате. Во время одной из таких прогулок она в сердцах пнула дверь. С шумом и треском дверь распахнулась. Раньше ей и в голову не приходило, что дверь может быть не заперта. Постояв секунду в дверном проеме и, пересилив страх, она шагнула в слабоосвещенный коридор, на ходу пытаясь сообразить, куда направиться. Она уже знала, что если пойти вправо, то непременно придешь к столовой и прочим процедурным кабинетам, по этому она пошла налево. Для того чтобы иметь возможность вернуться, дверь в комнату пришлось оставить открытой. Безусловно, это с одной стороны это было опасно: вдруг хватятся, поймут, что она сбежала, и тогда, непременно, выдерут, но с другой стороны по-другому свою комнату она вряд ли найдет. Настя побрела по пустынному коридору, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Сердце стучало так сильно, что казалось, вот-вот, выскочит из груди. Коридор повернул под прямым углом и Настя, неожиданно, оказалась перед охранницей. Охранница сидела на стуле в нише коридора, видимо охраняя стеклянные двери, перегораживающие коридор. Она сидела и смотрела прямо на Настю. Больше ей смотреть было не на что. Настя оторопела. Ее сердце остановилось и стало медленно проваливаться куда-то вниз. По крайней мере, ей так показалось. Однако охранница глядела на Настю с видимым безразличием и не предпринимала никаких действий. Кое – как, справившись со своим страхом и понимая, что стоять и пялиться на охранницу будет еще глупее, она подошла поближе к дверям и, непослушным языком, пролепетала:
-Я это… Туда… Туда пройду?
Охранница криво усмехнулась и пожала плечами. Теперь у Насти не осталось выбора, и она шагнула за стеклянные двери, волнуясь, как перед экзаменом. Закрыв за собой дверь и сделав несколько шагов, она остановилась, чтобы перевести дух. Потолок не обрушился. Охранница не делала попыток ее догнать. В этом, конечно, были свои плюсы, однако, чтобы попасть назад, придется снова пройти мимо нее, а понравится ли это ей, неизвестно. Пустит ли. Немного постояв, Настя двинулась дальше, решив, что теперь ее высекут в любом случае, а стало быть, терять уже нечего. Приоткрыв первую попавшуюся дверь, она увидела на стене обычную, школьную доску. Учителя было не видно, но ясно слышался монотонный голос женщины объясняющей что-то. «Школа!?», — с удивлением подумала Настя, — «Вот это да!». Войти в класс и попросить о помощи, было ее следующей мыслью. Но воспоминания об охраннице перед дверью и о том, как легко она сюда вошла, заставили ее отказаться от этой идеи. Походив еще некоторое время по коридору школы, Настя вышла в небольшой холл.
Посредине холла журчал небольшой фонтан, вокруг которого находилось несколько кресел и диванов. Видимо здесь находились те, у кого не было уроков в данный момент. На диванах и креслах сидело несколько девочек. Они о чем-то негромко переговаривались и приглушенно смеялись. Настя присела на бортик фонтана и оглядела девочек. На вид им было лет по пятнадцать, шестнадцать. Настино появление не вызвало у них особого интереса и удивления. Как будто она приходила сюда каждый день.
— Привет! – сказала Настя, не обращаясь ни к кому конкретно. Просто чтобы как-то завязать разговор.
Некоторые отозвались на ее приветствие, а некоторые только молча кивнули в знак приветствия.
— Девчонки, а вы откуда?- задала свой следующий вопрос Настя.
Этот ее вопрос вызвал среди девочек гораздо больший резонанс. Они вытаращили глаза и собрались стайкой вокруг Насти.
— Мы отсюда! – ответила Насте черноглазая девочка, — А вот ты откуда?
— А я вон оттуда! – показала Настя в ту сторону, откуда пришла.
— А, ты из гостей. – Сказала девочка, заметно теряя интерес.
— Как это, из гостей?
— Ну, из тех, кто попадает сюда на время.
— А вы?
— Мы тут живем. – Ответила девочка, делая особое ударение на слово «ТУТ».
— Ну и как?
— Что как? – не поняла вопроса девочка.
— Ну, как вы тут живете?
Девочки, Явно были не готовы к подобному допросу и как — то стушевались, вероятно, не зная, что можно рассказывать, а что нельзя.
Чтобы разрядить обстановку Настя попыталась объяснить свои вопросы:
-Девочки, не подумайте ничего плохого, я просто ничего здесь не знаю, и понять не могу, а спросить больше не у кого, я даже не знаю, можно ли мне было сюда заходить или нет. Честно!
После некоторого раздумья ей ответила все та же девочка:
— Сейчас все равно не успеем, у нас скоро урок начнется, ты лучше вечером приходи.
— Куда?
— Куда, куда, в спальный корпус конечно!
— А где это?
Неожиданно, в разговор вступила еще одна девочка. В противоположность первой, она была блондинкой, с большими, небесно-голубыми глазами и, каким-то чрезвычайно открытым, лицом.
— Да откуда она тебя найдет! Она же вообще «таежная»! – и уже обращаясь к Насте:
— Ты в какой комнате живешь?
Настя не знала что ответить, номера на дверях она не видела, а сосчитать количество дверей до поворота, не догадалась. Видя Настино замешательство, девочка кивнула головой:
— Ладно. – Сказала она, — Ты из того крыла, что за поворотом?
— Да.
— После ужина оставь дверь приоткрытой. Мы тебя сами найдем!
— Хорошо, я буду вас ждать, только вы, правда, приходите.
— Придем, придем, не сомневайся! Меня, кстати, Оксаной зовут, а ее показала она на темноволосую, — Наташка!
— А меня зовут Настя!
— Слушай Настя, — продолжала Оксана, — ты сейчас лучше иди отсюда, пока урок не закончился, а то «преподы» вылезут – получишь!
— А меня выпустят от сюда?
— Выпустят, выпустят, если поторопишься! Кстати, имей в виду, я у тебя всю газировку выпью! Я ее страсть как люблю!
— Ну, выпей! – заулыбалась Настя.
Решив, что разговор на этом закончен и, чтобы, в самом деле, не искушать судьбу, она зашагала в обратном направлении. Мимо охранницы она проходила почти на цыпочках, но проскользнуть не удалось. Уже почти миновав ее, она услышала окрик:
— Стоять!
Настя немедленно остановилась, ожидая дальнейших, уже знакомых приказаний и внутренне готовясь к предстоящему наказанию. Но вместо этого охранница спросила:
— Ты куда?
— Я?! К себе.
— Ты что, не учишься?
— Я?! Нет! Вернее учусь, но не здесь.
— Ясно! Свободна!
Свернув за угол, Настя пустилась бегом. Как будто ее комната могла ее от чего-то защитить или укрыть. К тому же, ей вдруг представилось, что ее уже ищут. Что будет, если это так, она не представляла. Однако, явно, ничего хорошего. Ей повезло. Никто ее не искал. День прошел спокойно. Ничего нового. После ужина, она приоткрыла дверь и стала с нетерпением ждать прихода гостей. Девчонки пришли около восьми, заставив ее порядком помучиться ожиданием. Наташа без приглашения хлопнулась на Настину кровать, а Оксана, едва поздоровавшись, сразу же «нырнула» в бар и, устроившись за косметическим столиком, который Настя теперь не задвигала, принялась с удовольствием поглощать газировку. В общем, вели они себя довольно бесцеремонно, как старые знакомые, ничуть не смущаясь. Насте не терпелось их расспросить, но она не знала с чего начать. К ее великому облегчению, разговор завязался сам собой. Пощелкав телевизором, Наташа бросила Насте:
— Надо обязательно держать экран сообщений, а то можно здорово нарваться!
С этими словами, она сама вывела на экран квадратик и пристроила его рядом с часами. Как оказалось, сделала она это весьма своевременно.
По экрану бежало сообщение, что кому-то, в 20-30, нужно прибыть в танцевальный класс. Наташа тут же подскочила и, чертыхаясь, направилась к выходу. В дверях она остановилась, сказала «Пока», ни к кому не обращаясь и, вышла из комнаты.
— Куда это она? – спросила Настя.
— Куда, куда, в танцкласс конечно. Это же ее вызывают.
— А что это такое, танцкласс?
— Ну, понимаешь, это типа спортзала в школе. Нас там танцевать учат. А иногда там и просматривают, если хотят кому ни будь, отдать, или что ни будь в этом роде.
— Кому отдать? – не поняла Настя.
— Ну, нас же продают, мы же товар, понимаешь? Только стоим дорого, по этому покупают, в основном, всякие шейхи да министры.
— А что потом?
— Да ничего потом! Либо оставляют себе, либо возвращают сюда, как договорятся!
— А вы?
— А что мы, ты, наверное, уже знаешь, лучше делать что велят, тогда меньше бьют.
— Ну и что обычно велят? – спросила Настя и удивилась тому, как екает ее сердце в предвкушении рассказа.
— Ты что маленькая?! Дерут во все щели, или секут, или что ни будь в этом роде. Они же все извращенцы! Иногда берут в порнуху сниматься. Но это совсем «труба». Это если себя плохо ведешь, или за побег, в общем, что-то вроде казни.
— А тебя часто? Ну, это самое?
— Меня?! – девочка искренне удивилась, — меня еще ни разу, мы с Натахой девочки, стоим дорого. Нас внаем не сдают. Нас каждый день проверяют!
— Зачем?
— Как зачем, чтобы мы с мальчишками не трахнулись. За это сразу в порнуху отправят!
— А разве здесь есть мальчишки?
— Конечно! Наверное, столько же сколько нас. Мы с ними учимся в одной школе, только им нельзя на нас смотреть, а нам на них можно. Только не интересно. Надоело уже, каждый день в школе член, да член, как вводить, да как выводить. Девочка слегка поморщилась.
— Так вас в школе только этому учат?
— В основном! Нет, всему остальному, конечно, тоже, но больше всего тому, как ублажать мужчин, а как женщин, что им приятно и как этого достичь. Короче «чушь собачья»!
— Расскажи, как продают.
— Да совсем просто. Приходит какой ни будь богач и говорит: Хочу, мол, побыть римским цезарем и надо мне для этого человек, скажем, двадцать. Ну, пишут ему сценарий, если он хочет, конечно, затем строят человек пятьдесят, он ходит и выбирает. Потом платит. А дальше ублажают, пока ему не надоест или деньги не кончатся. Снимают все это на видео, только рожу его замазывают. Могут, конечно, и не снимать, но за это отдельно платить надо. К тому же, многих это забавляет. Они потом сами кассету покупают, для памяти.
В общем, любая фантазия, лишь бы денег хватило.
— А ты как к этому относишься?
— А тут как не относись, все едино! Если что не так, сразу порют. По выходным – подведение итогов недели.
— Как понять «подведение итогов»?
— Ну, за всю неделю, за оценки, там, за поведение, все классы вместе собирают и показательно дерут. Если нет ничего, значит просто сидишь и смотришь. Если больше ста заработаешь, заменяют на десять ударов по пяткам, это гораздо больнее, ну и так далее.
— А охранницы?
— У них своя жизнь, свои законы. Эти бьют только по заднице и не больше двадцати раз, больше им нельзя, если нужно больше – остальное в журнал, в выходной получишь.
— Слушай, а этот самый, ну как его, Его Светлость?
О! Это круто! Если к нему попадешь, долго в школе никто не трогает, боятся кожу портить, а если захочет, может в охранницы перевести, или замуж выдать, но у него несколько островов и на каждом по школе, так что попасть к нему… Девочка с сомнением покачала головой.
— Чему ты завидуешь, он ведь такой же?
— Знаешь, мужики, по-моему, все извращенцы! Ты только представь, или тебя один бьет, или все кому не лень. Есть разница?
— Есть, наверное, — задумчиво сказала Настя, — слушай, а таких как я много?
— Немного, но бывает. Иногда люди Его Светлости крадут для него, или по заказу, девчонку или мальчишку. А куда они потом деваются, не знаю. Не интересовалась. Можно, конечно, спросить у куратора. Он наверняка знает.
— У куратора?! Кто это?
— Это дед у нас такой, араб. Он здесь самый главный. От имени Его Светлости всем правит. На каждом острове есть такой правитель. К нему можно на прием сходить. Только если об этом нельзя спрашивать, а ты к нему полезешь, сама понимаешь!
— Здесь разве можно свободно разгуливать?
— Конечно можно! Только когда занятия, или процедуры нельзя. А так, – пожалуйста. Только на дежурное табло надо поглядывать. Если ты понадобишься они, обычно, задолго начинают строку гнать, чтоб в комнате сидела. Или по часам вызовут. А если срочно понадобишься, тебя охранница найдет. Только сопротивляться не надо, а то бьют здорово. По заднице то ничего, быстро проходит, а вот по другим местам – ой – ей – ей! Охранниц еще и по каратэ тренируют. Будешь артачиться, так двинут, мало не покажется.
— Оксан, а как же твои родители?
— Не знаю, — пожала плечами девочка, — меня сюда года в три привезли, из детдома.
Так что я здесь выросла.
Ее лицо слегка погрустнело и, на некоторое время, она замолчала. Затем спохватилась и засобиралась к себе. Настя хотела удержать ее, но девочка сказала:
— Да ты не думай, я не обиделась, просто скоро десять, а в десять отбой. Нужно обязательно быть на месте. И ты после десяти не уходи. Это запрещено. Приходи когда захочешь. Мы с Наташкой в одной комнате живем. Комната у нас одиннадцатая, в спальном корпусе. До фонтана дойдешь, а от него влево и вниз по лестнице. Поняла? Кстати, номера комнат с боку написаны. У тебя, к примеру, 38. Тройка, это третий этаж. После семи у нас свободное время!
Она уже пошла к выходу, когда Настя вспомнила, что хотела задать ей еще один вопрос, и она почти крикнула ей вслед:
— Оксана, а что это за спецканал?
Та обернулась в дверях, метнула быстрый взгляд на часы и, решив, что времени хватит, терпеливо объяснила:
— Это совсем просто! Включаешь и говоришь «Патрик, 3.02.12» и смотришь.
— Откуда ты знаешь?
— Да здесь все это знают, тоже мне секрет. Пора мне! Чао!
И она упорхнула из комнаты, оставив после себя лишь пустые бутылки из-под лимонада. Удивительно, но она уничтожила почти весь запас бара. В раздумье, Настя составила пустые бутылки в угол, затем легла в кровать, включила спецканал и, почему-то волнуясь, произнесла пароль. Знакомая надпись немедленно сменилась на новую: «Через десять секунд начнется трансляция специального канала. Если вы не имеете права доступа, – покиньте канал». Дальше, одна за другой, начали загораться цифры отсчитывающие секунды, десять, девять…
Г Л А В А 6.
Так он создал свою порноиндустрию. Но не «кукольную», а живую, настоящую! Здесь каждый мог получить то, что хотел. Утолить любую, пусть самую невообразимую, страсть. Самую несбыточную. Для «Колыбели грез» не было ничего невозможного! В ней, каждый мог потрогать свою мечту, попробовать ее на вкус. Те, у кого не хватало денег, могли довольствоваться видео. Теперь оно было натуральным. От начала и до конца! На нем не было ни одного лживого кадра. Все по честному: и боль, и страсть и наслаждение. Конечно, в основном все носило ярко выраженный садомазохистский уклон, но, зато, поклонников оказалось бесчисленное множество. Большинство людей, пресытившись обычным сексом, приходили к нему. И, один раз познакомившись с «Колыбелью грез», становились ее верными поклонниками. Естественно, среди клиентов, имелось много тех, кто сам был уже ни на что не способен. Они приходили смотреть на других, вспоминая прошедшие дни своих былых возможностей. Отказа никто не знал. Если идея клиента оказывалась явно невыполнима, ему тактично старались объяснить невозможность выполнения задуманного. Вместе с этим, клиенту предлагались варианты, близкие к его фантазиям, а также стандартные варианты развлечений, адаптированные, так сказать, к конкретному человеку. Понятно, что убийства, здесь невозможными не считались. Просто у всего имелась своя цена и не всем она была по карману.
Основой «Колыбели грез», безусловно, являлись пансионаты, в которых воспитывались мальчики и девочки в возрасте до двадцати лет. Воспитанники объединялись в классы по возрасту, как и в обычных школах.
За основу обучения брались Японская древняя школа гейш и греческая школа гетер. С соответствующими времени изменениями. Психология в пансионатах являлась одним из главных предметов. Главное, понять с первых минут, чего от тебя хочет клиент, и поступать в соответствии с его желаниями. Примером для образа жизни и воспитания служила древняя Спарта. Воспитанников нещадно пороли! За все, за малейшую провинность. Ежедневно и дополнительно, в выходные дни. Стоит ли говорить, что при таких методах воспитания, успеваемость и дисциплина достигали невероятных высот. Большинство детей поступали сюда в младенческом возрасте и не знали другой жизни. За годы, это становилось для них нормой. Огромную часть обучения занимал секс. С первого класса их обучали приносить удовольствие. Это стояло во главе угла. Воспитанники являлись лишь средством для получения удовольствия. Они знали это. Им внушали это с детства. Однако, любые сексуальные отношения между собой, категорически запрещались. Под страхом смерти. «Колыбель грез» выращивала по настоящему профессиональных проституток. Пол, в данном случае, не имел значения. Постоянные занятия танцами и гимнастическими видами спорта, формировали безукоризненные фигуры. За этим строго следили специалисты. Избыточный вес считался преступлением. Здоровый образ жизни – нормой. Ни табака, ни крепких спиртных напитков, ни, разумеется, наркотиков. Только секс на продажу! Только желания клиента. Возраст никакого значения не имеет! Только любовь!
В последнее время, пришлось разработать еще одно направление, доставку по заказу. И, хотя это таило в себе дополнительную опасность, зато приносило ни с чем не сравнимый доход. Скажем, увидел клиент кого-то, кого очень захотел. Что ж, система сыска, находила и доставляла желаемую «игрушку». Ведь в сущности, что такое наркотики? Всего лишь суррогат фантазий! А здесь все в натуральную величину и без похмелья! Да и отвечает за это, вроде бы, кто-то другой, а вы только платите, деньги и подробности вас совершенно не интересуют. Вроде бы и не знаете ничего. А то, что объект вашего «обожания», так неподдельно кричит во время насилия, так это ничего не доказывает! Просто хорошие артистические данные. А вы опять не при чем. Вы ведь не знаете, на каких условиях его или ее наняли. Вот и на видео снимают. Вас по понятным причинам не покажут. Вы ведь не актер. Вы клиент. К тому же, это компенсирует какую-то часть ваших расходов. Шантажировать тоже не станут. Это закон! Вы ведь и так, оставляете здесь все деньги, которые только можете себе позволить. Это же, как болото, стоит раз наступить и все. Не вырваться!
Вот и получается, при любом раскладе, вы добропорядочный гражданин. Плохие – другие! Вы к ним не относитесь, да и ничего о них и их темных делишках, не знаете! Это если не наплевать! Соблазнительно, не правда ли? Правда! По этому и желающих хоть отбавляй.
Всем здесь почет и уважение! Что называется: ваши желания – наши возможности! Будьте только любезны, раскрыть по шире свой кошелек. Ах, там уже ничего нет?! Какая жалость! Какая неприятность! А мы бы могли для вас… Ну ничего, не расстраивайтесь! Мы всегда рады вам! Приходите! Не забудьте пополнить кошелек. Нет, извините, кредитки мы не принимаем, чеки тоже! Только наличные! Нет, нет, никаких заболеваний не бойтесь, у нас ежедневный медицинский контроль. Ах вы больны?! Ах, этим?! Это будет стоить вам гораздо дороже! Несколько челове-е-к? Ну да, у вас останется немного денег… На похороны!
* * *
…Три, два, один… На экране появилось изображение. На заднем плане, находился длинный стол, за которым восседали три фигуры в одеянии куклуксклановцев. С той лишь разницей, что их костюмы были черного цвета. Из-за одеяния, нельзя было понять, мужчины это или женщины.
На переднем плане, спиной к зрителю, на коленях, стояла девушка с опущенной головой. Справа и слева от нее, находились двое обнаженных по пояс мужчин.
Камера, очень умело меняла ракурсы, наиболее полно отображая всех участников жутковатого действа.
Девушка, находившаяся в центре, не имела, как здесь принято, никакой одежды. Ее хорошо оформленная фигура неестественно белела на фоне черного одеяния остальных действующих лиц. Темно-каштановые волосы, стрижка каре, прямые, но не жесткие черты лица, нос, с едва заметной горбинкой, чуть припухлые губы и большие карие глаза, которые она иногда вскидывала на окружающих. В общем, девушка была довольно красива. Если бы не озноб, сотрясающий ее тело и не мокрая дорожка слез на щеках, все это можно было бы отнести к разряду эротики. Однако картина была скорее зловещая.
Скрипучий, видимо измененный с помощью специальных приспособлений, голос спросил:
— Считаешь ли ты себя виновной, в самом тяжком преступлении, попытке побега?
Девушка кивнула. Говоривший, тут же сорвался на крик:
— Отвечать словами! Смотреть суду в глаза!
Она подняла глаза и, после минутной паузы, тихо сказала:
— Да, Ваша Честь, я считаю себя виновной в названном вами преступлении.
— Готова ли ты назвать суду соучастников, помогавших тебе в осуществлении побега?
Девушка отрицательно покачала головой и, подняв голову, обратилась к судьям:
— В моем преступлении виновата только я! Никто не помогал мне и никто больше не должен страдать из-за меня. Поверьте, я раскаиваюсь…
После этих слов она расплакалась, закрыв лицо руками и больше ничего не смогла сказать. Пока она пыталась успокоиться и взять себя в руки, судьи о чем-то шептались, а затем, вновь обратились к обвиняемой:
— Уверенные в том, что побег из пансионата, без посторонней помощи невозможен, мы считаем, что подсудимая лжесвидетельствует, а, следовательно, ее раскаяния в содеянном неискренни! На основании этого и, дабы установить истину, высший суд, повелевает: передать обвиняемую для допроса с пристрастием. Допрашивать обвиняемую до тех пор, пока последняя не назовет сообщника или сообщников и не будет полной уверенности в том, что обвиняемая говорит правду…
Монотонный голос заглушили громкие рыдания, но он продолжал:
— Применять для этого такие меры воздействия, которые органы дознания посчитают необходимыми. Если, во время дознания, обвиняемая раскается и поможет следствию, суд, в дальнейшем, учтет это обстоятельство. Если же подсудимая станет упорствовать, в своих преступлениях, то, по окончании следствия, будет посажена на кол, задним проходом и останется в таком положении до полной смерти.
К дознанию приступить немедленно!
После этих слов, мужчины, стоявшие по бокам, подхватили девушку под руки и, поставив на нетвердые ноги, повлекли в соседнюю комнату.
Камера неотступно следовала за ними, показывая, время от времени, крупный план лица девушки, на котором читался неподдельный ужас.
Непонятно от чего, у Насти, стало влажно между ног. Она смотрела на экран во все глаза, стараясь не пропустить ни одной детали. Разворачивающиеся события захватывали ее целиком. Одновременно пугая и притягивая. Несмотря на всю абсурдность ситуации, она ни на секунду не сомневалась в реальности происходящего.
Девушку усадили на стул перед небольшим столиком. Кисти рук привязали к этому столу специальными ремнями. Она обречено смотрела перед собой, не переставая всхлипывать. К столу приблизился мужчина. Небольшими ножницами он спокойно и деловито остриг ей ногти. Затем, он уселся напротив нее и достал небольшую металлическую коробочку. Мужчина взял в руку указательный палец девушки и, глядя ей в лицо, негромко спросил:
— Кто?
Девушка молчала. Он не стал повторять вопрос. В место этого, достав из коробки иглу, стал медленно вводить ее под ноготь девушки. Она истошно закричала, задергалась, сползая со стула и пытаясь освободить руку. Вторая ее рука судорожно царапала гладкую поверхность стола. Камера показала, что в этот момент, девушка мочилась под себя от нестерпимой боли. Мужчина остановился и снова спросил:
— Кто?
Девушка тяжело дышала, ее душили слезы. Тогда, не дожидаясь ответа, он резко вогнал вторую иглу под ноготь ее среднего пальца. Казалось, от вопля лопнут перепонки. Мужчина встал из-за стола. Его подручные окатили обвиняемую водой из ведра, видимо для того, чтобы привести ее в чувства. Затем, ее снова усадили на стул. Тогда следователь опять занял свое место. Девушка рванулась назад. Однако, мебель, вероятно, была надежно привинчена к полу и она только сильнее вжалась в спинку своего стула.
— Кто?
Задал он ей очередной вопрос, доставая из коробки очередную иглу.
Она что-то еле слышно пролепетала в ответ. Он видимо понял и кивнул в ответ.
— Еще?
Она опять едва заметно пошевелила губами. Но на этот раз он или не услышал, или сделал вид, что не слышит и стал втыкать иглу под ноготь мизинца.
— Привратник, привратник, а-а-а, при-врааа-тник!
Заорала она, извиваясь и вновь сползая со стула.
— Почему?
Спросил следователь, когда стоны и вопли немного поутихли.
— Я ему дала.
— Дала ему что?
— Все что он хотел. Он трахал меня два дня. Как хотел. Следователь едва заметно кивнул своим помощникам. Девушку тут же освободили от игл и пут. Вытащили на середину комнаты и привязали ее руки к специальному крюку в потолке. Теперь она стояла с высоко поднятыми руками. Почти на цыпочках. Палачи расположились по обе стороны от нее. В руках у обоих были длинные бичи.
— Честное слово, — заторопилась девушка, — я правду говорю, я все расска-за-ааа…
Последнее слово прервал тонкий свист и сильный щелчок бича по спине. Девушка выгнулась вперед, насколько позволяли веревки, но в ту же секунду, получила такой же удар по груди. Она рыдала в голос и извивалась, но ни уклониться, ни ослабить ударов не могла. Палачи продолжали отсчитывать удары до тех пор, пока ее голова не повисла и она не перестала кричать, потеряв сознание. Ее привели в чувства очередным ведром холодной воды.
Придя в себя, она затравленно глядела на мучителей, вздрагивая всем телом от каждого их движения.
— Кто еще?
— Больше никто. Клянусь!
Он с сомнением покачал головой. Однако создавалось впечатление, что он хорошо знает всех действующих лиц ее побега. Вряд ли после подобных признаний, у него могли оставаться какие- то сомнения. По этому Насте показалось, что девушку мучают просто так, то ли ради удовольствия, то ли в назидание другим. Одно было ясно наверняка, отпускать ее быстро никто не собирается.
Как бы в подтверждение Настиных мыслей, следователь, поочередно закрепил две прищепки, скрепленные между собой блестящей цепочкой, к обоим соскам девушки. От его новых действий она лишь слабо поморщилась. Затем, на цепочку он прицепил груз. Видимо, груз, несмотря на миниатюрные размеры, оказался довольно тяжел и от этого, грудь преступницы сильно вытянулась вниз. Было заметно, что это доставляет ей определенные неудобства. Следователь вновь, кивком головы, позвал подручных. Заняв места по обеим сторонам, они стали стегать девушку бамбуковыми прутьями по оттянутым грудям. При каждом ударе девушка запрокидывала голову и сучила ногами. Из ее глаз, непрерывным потоком, струились слезы. Она, не переставая рыдать, просила их сжалится, но ее мольбы оставались без ответа. Освободив ее от веревки удерживающей руки, они разложили ее на кушетку, под вид той, на которой в свое время лежала Настя. Палачи, на сколько это было возможно, раздвинули ее ноги и, взору предстала нежно розовая щель с аккуратными половыми губами. Она была так притягательна, что палачи, на некоторое время, залюбовались открывшимся зрелищем. Но, уже в следующую минуту, последовал первый удар тяжелого ремня, на мгновение накрывший весь разрез целиком. Палач, как видно, являлся большим мастером своего дела и удары ложились точно в цель. Один за другим. Стоит ли говорить о том, что каждый удар сопровождался диким криком перерастающем в несмолкаемый вой.
Насте были не понаслышке известны ощущения ударов по влагалищу, по этому, каждый новый удар заставлял ее внутренне содрогаться от воспоминания собственных переживаний. Вместе с тем, от этого зрелища, у Насти разливалось тепло внизу живота и, почти текло между ног. Почти неосознанно она гладила свои половые губы, избегая касаться клитора, который то и дело, назойливо попадал под палец. Вид пыток возбуждал ее, хотя она и пыталась с этим бороться. Устав бороться с собой, она, наконец, дала рукам волю. Прикосновения к собственным гениталиям, лишенным волос, вызывали неизвестные ранее чувства. Один палец она ввела себе во влагалище, чувствуя собственную горячую влажность, а вторым она слегка касалась ануса. Под действием собственных рук она извивалась змеей, а звуки терзаемого тела с экрана, лишь усиливали ощущения. Пронзив все ее покрытое испариной тело пришел оргазм. Несколько минут она лежала в изнеможении, с закрытыми глазами, почти не слыша происходящего вокруг.
Придя в себя, Настя выключила телевизор. Дальше смотреть не хотелось. Повернувшись на бок она, почти сразу же, провалилась в мягкую, приятную темноту. Открыла глаза она только на следующее утро, да и то только потому, что за ней пришли, чтобы проводить на обычные, утренние процедуры.
Г Л А В А 7.
Да, в последнее время он стал воровать людей. Это было очень прибыльно. На самом деле, он пытался убедить в этом самого себя. Его просто пресытила мягкая покорность собственных воспитанников. По-другому они уже не могли, просто не умели. Вдобавок ко всему, каждый из них пытался понравиться ему. Каждый ждал милости и, как следствие, привилегий. Встреча с ним давала такой шанс. Заставить их относиться к себе по другому он уже не мог. Мешала школа. Годами вдалбливаемая истина:– он Бог. Иногда, конечно, он баловался и с ними, но остроты уже не испытывал. Тогда он летел домой, в Россию, садился в машину с тонированными стеклами и катался по городу, высматривая для себя очередную жертву. Находил, показывал подчиненным и уезжал обратно на острова. Дальнейшее его не интересовало. Остальное делали другие. Выслеживали, собирали данные и, в конце концов, переправляли на острова. Иногда, его жертвы, потом, возвращались назад. Иногда исчезали навсегда. Некоторые, после возвращения, пытались обращаться к властям, пытаясь найти и наказать обидчиков. Однако, доказать что либо, как правило, оказывалось практически невозможно. Многим из отпущенных, он обеспечивал дальнейшую жизнь. Чаще всего, им просто приходило письмо с номером именного счета в банке. Как правило, этих сумм хватало на долгое, безбедное существование. О каждой жертве, для него, собирали полную информацию. Все что удавалось узнать. В некоторых случаях, жертвам подготавливалось алиби на время их отсутствия. При условии, конечно, что жертву изначально собирались вернуть.
Так было и с Настей. В небольшом, провинциальном городке, его машина остановилась возле парка. Неожиданно, он увидел Настю. Она, правда, в этот момент, занималась не самым благовидным делом. С подругами, они развлекались тем, что «угнетали» двух малолеток. Самой рьяной, естественно, была Настя. И в силу характера, и в силу природной нагловатости. Она, что называется, наезжала на девчушек, куривших в укромном уголке. Заметив это, Настя и ее подруги, немедленно встали на защиту нравственности. Нельзя сказать, чтобы девчонок били. Так, надавали затрещин, скорее обидных, чем болезненных.
В этот момент он ее и заметил. Она хорошо смотрелась. Стройная фигура, тонкая талия, длинные ноги. Небольшая, крепкая на вид грудь. Густые, длинные волосы, отливающие синевой, указывали на явную примесь азиатской крови. Высокий лоб, большие, глубокие глаза, аккуратный прямой носик…
В общем, лапочка. Особенно, если не слышать слов, которые срывались с ее миленьких губ. Тогда ему ужасно захотелось поставить ее на место этих двух, перепуганных девчушек. Он наклонился к сидящему впереди телохранителю и указал ему на Настю. Тот, проследив за пальцем, молча кивнул и, вышел из машины. В тот же день он покинул Россию. Через несколько дней, ему на стол положили папку, в которой содержались все сведения о Насте, которые только удалось достать.
А еще через пару дней, когда Настя, как обычно, направлялась гулять в парк, возле нее остановилась запыленная, видимо от дальней дороги, машина. Настя решила не останавливаться, и прибавила шагу, но из машины ее окликнули простым вопросом и, она остановилась. Молодой парень, с простым, открытым лицом, сидевший за рулем, спросил:
— Слушай, сестренка, подскажи, пожалуйста, как проехать к гостинице, а то кружим, кружим, сил нет. Все показывают в разные стороны, не поймешь куда ехать. Только если точно не знаешь, лучше ничего не говори!
Настя знала точно. К тому же, ей стало жаль парня, наверняка уставшего от дороги и бестолковых объяснений. Она подошла к машине и, облокотившись на дверцу, стала терпеливо объяснять парню дорогу. В машине находились еще два молодых человека, которые тоже внимательно слушали ее. Внезапно, ей в лицо, брызнула струя не то жидкости, не то газа, с резким приторным запахом. Все поплыло у Насти перед глазами, и она стала медленно оседать, теряя сознание. Ее втащили в машину прямо через раскрытое окно, а на следующий день, она проснулась в уже знакомой нам, зеркальной комнате.
* * *
Прошел еще один день. Правда сегодня, она, выражаясь словами, своих недавних знакомых «нарвалась», когда высказалась вслух по поводу предстоящей клизмы. Теперь у нее на заднице красовалось несколько свежих, малиновых полос и сидеть стало не слишком удобно. Однако это не помешало ей, после ужина, отправиться в гости к девчонкам. Они жили в комнате, похожей на Настину. Только вместо одной, у них стояло две кровати. Настиному приходу девочки обрадовались. А, увидев ее задницу, Наташа хохотнула и сказала:
— У вас на заднице тоже двойка нарисована?
— Почему тоже и почему двойка? – удивилась Настя.
— Ну, двойка по поведению! А тоже потому, что вот…
С этими словами, девочка показала Насте свой задик, на котором причудливо пересекалось множество синих и красных полос. По всему видно, что ей досталось гораздо сильнее, чем Насте. Выдрали ее основательно! Теперь Насте стало понятно, почему она лежит на животе, прикрывшись простынею.
— Тебе то за что? – участливо спросила ее Настя.
— А, на уроках досталось!
— Покажи еще раз! – не удержавшись, попросила Настя.
Девочка внимательно посмотрела на Настю и спросила:
— Тебя что, прикалывает?
Настя утвердительно кивнула.
— А в зеркало смотреть не пробовала? – язвительным тоном спросила девочка.
Насте стало стыдно своей несдержанности и, она почувствовала что краснеет.
— Да ладно, не смущайся, смотри, сколько влезет, можешь даже потрогать!
С этими словами девочка откинула простыню и больше уже не накрывалась. Наташа нисколько не обиделась на Настину бестактность, наверное, свою роль сыграл навык: желание клиента – закон. А Настя, присев на край кровати, осторожно потрогала Наташины ягодицы. Ей показалось, что она прикоснулась к раскаленной сковороде. Наташа, слегка, поморщилась, а Оксана, до этого молча наблюдавшая за ходом событий, вдруг залилась звонким смехом.
— Ха – ха – ха! Хохотала она, — смотри, не кончи, а то у нас воды нет, подмываться нечем!
— Дура! – беззлобно обругала ее Наташа.
— Ха – ха – ха! Ты бы видела ее лицо, ха-ха.
— Да ладно тебе. Кому что нравится, тебе жалко, что ли?
Настя виновато посмотрела на девочек и тоже засмеялась. Она вдруг представила, как должно быть смешно, на самом деле, она выглядит со стороны. Оксана, тем временем, посмеявшись, достала из-под кровати начатую бутылку лимонада и принялась жадно пить прямо из горлышка. Напившись, жестом предложила Насте, но та отрицательно покачала головой.
— Вот водохлеб то! – заметила Наташа и, затем обратилась к Насте:
— Насть, а ты где жила?
Настя назвала город, но по глазам девочек, поняла, что название им ни о чем не говорит. Тогда она рассказала им, как жила в небольшой деревеньке, как поехала учиться в город, как поступила в институт. Девочки слушали ее с неподдельным интересом и вниманием. Они совершенно не знали той жизни, о которой рассказывала Настя.
— Слушай, а с мальчишками ты трахалась? – спросила ее Оксана, когда в рассказе наступила пауза.
— Конечно! – ответила Настя, почувствовав, что снова краснеет. Почему- то ей было стыдно рассказывать об этом девочкам, но отказаться она тоже не могла. А Оксана продолжала настаивать, видимо этот вопрос волновал ее больше всего:
— Расскажи, как это?
— Ну не знаю, по -разному бывает.
— А член до конца входит? – не унималась Оксана.
— Да.
— Прямо весь, весь?
— Весь, весь! – усмехнулась Настя.
— А в рот брать приятно? – вклинилась в разговор Наташа.
Настя не знала, как ответить на этот вопрос. Попросту говоря, она этого никогда этого не делала, но зачем-то соврала:
— Да.
— А в задницу больно? – снова спросила Наташа, поставив Настю в очередной тупик, своим вопросом.
— Тебе клизму делают? – ответила она вопросом на вопрос.
— Конечно.
— Вот примерно также!
— А наши девчонки говорят что больнее. – Продолжала настаивать Наташа.
— Ну, сначала больно, потом не очень, короче попробуешь – узнаешь!
Настю слегка разозлила дотошность Наташи, но в основном, она злилась на себя, за то, что не уклонилась от этого разговора и за неумение объяснять. Да и как объяснить, этим девчонкам, что первый раз в жизни испытала оргазм неизвестно от чего. То ли от боли, то ли еще от чего-то.
Девочки между тем, не унимались. Оксана постаралась оторвать Настю от раздумий и вернуть разговор к интересующей ее теме:
— А когда во влагалище член входит больно?
— Только первые разы и то не очень.
— А когда титьки сосут, или членом по ним водят как?
— Не знаю, — честно созналась Настя, — со мной такого никогда не случалось.
— А-а, — протянула разочарованно Оксана, — Ты, короче, и не трахалась, наши девчонки совсем по-другому рассказывают. Если не знаешь, зачем врать!
— С чего ты взяла, что я вру?
— Да с того, если бы трахалась, знала бы что и как! Все ведь пробуют, ну всякое такое!
— Не трахалась?!
Настю сильно задело недоверие, отчасти потому, что это на самом деле, предположение девочки оказалось почти верным. Кроме того, она считала себя намного старше и опытнее, а какой может быть опыт от пары сношений. Но отступить передними и показать свою неопытность она не могла. По этому она демонстративно раздвинула ноги и, почти зло, бросила Оксане:
— А ты проверь, если не слабо!
Она, конечно, не ожидала, что Оксана воспримет ее слова в буквальном смысле. По этому, когда Оксана опустилась перед ней на колени в полной готовности произвести проверку, она слегка стушевалась, но пришлось выдерживать марку.
Оксана, на редкость аккуратно, ввела свой палец в Настино влагалище, немного подвигала им из стороны в сторону, также аккуратно вытащила и, обращаясь к Наташе, задумчиво произнесла:
— Правда, не целка.
В том же задумчивом состоянии она вернулась на свою кровать и приложилась к лимонаду. Помолчав некоторое время, девочка обратилась к Насте с новым вопросом. На этот раз неуважительность из ее тона исчезла, и она заговорила, как бы извиняясь:
— Чего — то я не понимаю, трахаться трахалась, а про задницу ничего не знаешь и в рот, по-моему, не брала никогда, разве так бывает?
— По-разному бывает, — ответила Настя, — не всегда ведь обязательно заниматься всем сразу!
— Всегда! Ни один половой акт не начинается без предварительных ласк, а оральный секс является наиболее распространенным способом для достижения эрекции. – Заученно отчеканила девочка.
Настя поняла, что спорить с ними бесполезно. И, по-видимому, они знают о сексе гораздо больше чем она. Хотя их познания чисто теоретические. Как видно, для них нет ни запретных тем, ни мест. Просто они еще не знают, как это выходит на практике. По этому сомневаются в некоторых заученных истинах.
— Ну, хорошо, объясни, почему ты думаешь, что я вру?
— Прежде всего, брать в рот вовсе не приятно! Во-первых, рот устает, а во вторых, потом во рту горько!
Тут пришла очередь удивляться Насте.
— А ты откуда знаешь?
— Откуда, да у нас целый урок по этому «миньету»! Только член не настоящий и брызгается, когда не ждешь.
— Как это брызгается, если не настоящий? – снова не поняла Настя.
Тут в разговор вступила Наташа:
— Да это училка, спецом, заметит что халтуришь, нажмет на кнопку, он и брызгает. А потом еще и орет, пока ты кашляешь, что на уроке надо об уроках думать! Крыса! Мол, надо вовремя сглатывать, а то всех клиентов распугаешь!
Оксана снова залилась смехом и, давясь, стала рассказывать:
— Она сегодня вообще повернулась и ухом на него легла, думала, училка, не видит, а та ка-а-ак брызнет, а эта ка-а-ак вскочит, да ка-а-ак заорет! Вот и досталось.
— Дура! – опять обругала ее Наташа, — Как будто сама вообще «овца невинная»!
— Ладно вам! С кем не бывает! – Усмехнулась Настя.
Оксана посмотрела поверх нее на часы и сказала:
— Скоро десять. Тебе, пожалуй, домой пора.
Настя тоже посмотрела на экран и, кроме времени, увидела на нем свою фамилию. Поначалу она удивилась. Оксана, проследив ее взгляд и, увидев, как она нахмурила брови, догадалась:
— Тебя что ли зовут?
— Меня, наверное.
— Почему, наверное?
— Может быть, тут есть еще, кто ни будь, с такой же фамилией. – С надеждой в голосе отвечала Настя.
— Тогда бы и имя-отчество стояло. — Авторитетно заявила Оксана.
— Стоит поторопиться, а то нарвешься. – Заметила Наташа.
— Наверняка нарвусь! – процедила Настя сквозь зубы и, простившись с девочками, поспешила вернуться к себе.
Вернувшись к себе, она стала ждать, поглядывая на экран. Ее фамилия упрямо горела на табло, не желая успокоить владелицу исчезновением. Время тянулось медленно, только усиливая волнение. Наконец, дверь открылась и на пороге показалась охранница.
— Пошли! – сказала она.
«Началось»! – подумала Настя и шагнула навстречу опасности.
Они пошли по знакомому коридору и вошли в лифт. Оказывается, здесь был лифт. Он скрывался за дверью под номером 30. Они поднялись на несколько этажей и очутились в точно таком же коридоре. Охранница привела ее в комнату, где ее еще раз побрили, причесали, надушили и накрасили. Затем, охранница проводила ее дальше. Остановившись перед очередной дверью, охранница прислушалась к чему-то, а затем обратилась к Насте:
— Сейчас ты войдешь в комнату. Стой и жди. Постарайся замереть и не двигаться. Сделаешь шагов пять в комнату и все! Войдет мужчина. Ничего не говори, ни о чем не спрашивай. Стой и молчи. Если подойдет – поклонишься, если что ни будь, спросит, ответишь. Отвечать четко, внятно и, по возможности, коротко. Все что он скажет, постарайся выполнить в точности. Будет бить – терпи, старайся не орать. Плакать можешь. Закончит пороть, поцелуешь руку. Называть его, если придется, можно только Ваша Светлость. Учти, если ты что-то сделаешь не так, как надо, мне влетит. А тебя, потом, заставлю пожалеть о том, что ты вообще родилась. Так что будь умницей! Поняла?
— Поняла.
— Все поняла?
— Все!
— Ну, тогда ни пуха… — с этими словами охранница легонько подтолкнула Настю к дверям.
После секундных колебаний Настя вошла в комнату. Сделав несколько шагов, она остановилась и огляделась. Комната напоминала огромную камеру пыток. В стенах, потолке и на полу находилось множество колец, цепей и всевозможных пыточных
приспособлений. От увиденного по Настиной спине побежал нехороший холодок. Голова слегка закружилась, но, помня наставления охранницы, она стояла, не двигаясь с места. Ожидание длилось довольно долго. У Насти успели устать ноги от неподвижного стояния, прежде чем в дверях, с противоположной стороны зала,
показался мужчина. Он направлялся к ней спокойной и твердой походкой. У Насти же, напротив, задрожали колени. Она не знала, когда надо поклониться и, по этому, на всякий случай, слегка присела, склонив голову, как бы делая реверанс. Получилось достаточно неловко. Но это вызвало только улыбку у мужчины. Он уселся на приготовленный стул, не сводя с Насти восхищенного взгляда. Настя исподлобья наблюдала за ним. На секунду их глаза встретились, от этого взгляда, что — то проснулось в Настиной душе. Что-то зашевелилось в ней, но она не могла понять что.
Настины ноги, по-прежнему дрожали, она чувствовала, что непрерывно краснеет. Но к стыду и страху примешивалось еще одно чувство, которое она не могла назвать неприятным. Его оценивающий взгляд возбуждал ее. Как сквозь сон она услышала команду «повернись» и, тут же выполнила ее. Повернувшись, она смутилась еще больше, вспомнив про полосы на ягодицах. Словно это имело какое-то особое значение. Принципиально, она была уверена в том, что со спины выглядит не хуже. Ее округлая, тугая попка, не раз вызывала восторженные возгласы мужчин. У нее возникло ощущение, что она впервые разделась перед мужчиной. Это волновало ее, заставляя сердце учащенно биться. Было что-то соблазнительное для Насти в этой ситуации. Почему — то она хотела принадлежать этому мужчине. Подчиняться ему, ломая свою волю, быть его вещью, покорной любой его прихоти. Эти мысли чрезвычайно сильно возбуждали ее. Никогда раньше, Настя не чувствовала в себе тяги к мазохизму. Однако мысли о предстоящем наказании все сильнее возбуждали ее сейчас.
— Поставь ноги на ширину плеч и нагнись.
Услышала она новую команду. Она подчинилась, почти физически ощущая взгляд, блуждающий по самым сокровенным местам, бесстыдно выставленным на показ. Так она простояла некоторое время, упираясь руками в собственные колени и, боясь пошелохнуться. Ей очень хотелось оглянуться, чтобы понять, что происходит за ее спиной, но она не смела. Новая команда не позволила ей сменить положение, к тому же, смысл ее она не совсем поняла, но покорно раздвинула ягодицы руками. За спиной послышались шаги, заставившие девушку вздрогнуть. Мужчина подошел совсем близко. Убрав ее руки, он сильно раздвинул ягодицы в сторону так, что вход в анальное отверстие почти открылся.
— Держи так! – приказал он, и Настя покорно перехватилась.
Мужчина вернулся на прежнее место. Настя услышала, как щелкнула зажигалка. Видимо мужчина закурил. Кровь мощными толчками бухала в Настиной промежности. Ей даже казалось, что если прислушаться, можно будет услышать ее биение. За спиной снова послышались шаги, заставившие Настю внутренне напрячься. Мужчина прошел мимо нее и подкатил к ней не то кушетку, не то небольшой столик. Затем, он заставил Настю лечь на этот столик спиной, согнуть ноги в коленях и широко раздвинуть их в стороны. Девушка почувствовала, как раскрылся бутончик ее половых губ, и прохладный воздух слегка охладил пылающую вагину. Мужчина вновь углубился в созерцание. Настя исподволь наблюдала за ним. Ей показалось, что он смотрит больше в себя, чем на нее. Казалось, его мысли далеко от Настиных прелестей, даже от этой комнаты. Это ее слегка задело. Она удивлялась собственным мыслям, что -то неодолимо влекло ее к этому незнакомому мужчине, который силой завлек ее сюда и которого она должна ненавидеть. Вместо этого, ее даже задевало его невнимание к себе. Она ждала, когда же он, наконец, набросится на нее и начнет терзать ее тело, терзать и любить. И может быть, посветлеют его глаза, и исчезнет с его лица эта тень печали. Настя сама не понимала, какое ей собственно дело до его печалей и почему она думает о нем с такой нежностью. Объяснения этому не
находилось. Она продолжала наблюдать за ним, а он по-прежнему не двигался, даже не менял позы. Просто сидел и смотрел, куда то мимо нее. Наверное, он мог уйти. Но его тоже что-то удерживало рядом с ней, что — то большее чем забава. Настя инстинктивно чувствовала, что — то пошло не так, не по задуманному сценарию и сейчас, ее тюремщик тоже блуждает в раздумьях, пытаясь найти объяснение и название своему, внезапно возникшему чувству.
Наплевав на все, что ей говорила охранница, Настя соскользнула со столика, подошла к нему и, опустившись на пол, положила голову ему на колени. Он стал гладить ее по волосам, как когда-то в детстве, Настю гладила мама и от этого становилось спокойно, и легко на душе. Она потерлась щекой о его руку. Тогда он поднялся и, подняв на руки, понес к кровати. Бережно опустив Настю на кровать, он наклонился, долго не отрываясь, смотрел ей в глаза и, наконец, поцеловал ее в губы. Долгим и сладостным поцелуем, от которого у Насти закружилась голова. И тогда все завертелось, закружилось в немыслимом танце двух обнаженных тел. Его руки ласкали ее, а его поцелуи покрывали все Настино тело. Девушку захлестнула волна невиданных доселе ощущений. Первый раз в жизни она почувствовала в себе настоящую женщину. Весь ее прежний сексуальный опыт сводился к торопливым, почти детским совокуплениям, не имевшим ничего общего ни со страстью, ни с любовным пылом. Первый раз в жизни, ожидание близости заставило трепетать каждую ее клетку. У него за плечами стоял огромный опыт зрелого любовника, а у нее только страстный порыв. Она, как могла, отвечала на его ласки.
Он целовал ее грудь, посасывая и покусывая сосок и от этого было трудно дышать. По всему телу разливалась сладкая нега, особенно там, где его палец, нежно поглаживал ее маленькую жемчужину. Опустив руку, Настя нащупала его член, который удобно уместился в ее руке. Он оказался очень приятным на ощупь. Его кожа была такой нежной, что Насте ужасно захотелось взять его в рот. Представив себе эту процедуру, она неожиданно кончила. Он дал ей время пережить сладкие судороги. Ее сердце переполняла нежность. И она смело двинулась навстречу неизвестным ощущениям. Ласково, но твердо она повернула его на спину, нежно поцеловала в губы, затем принялась целовать грудь, живот. Наконец ее щека коснулась члена. Прикосновение вызвало новую беготню мурашек по спине. Настя положила голову ему на низ живота и, некоторое время, разглядывала член. Она еще ни разу не видела его с такого расстояния. Неприятных чувств его вид не вызывал, скорее наоборот. Дополнительную волну тепла между ног. Тогда она решилась. Сначала она легонько лизнула его. В самую головку. От прикосновения языка член дернулся, приподнимаясь вверх и, тут же, вернулся на прежнее место. Это развеселило. Поиграв с ним таким образом, некоторое время, Настя взяла его в рот. Совсем немного, как бы пробуя на вкус.
В голове вихрем пронеслись слова Оксаны о том, что брать в рот противно. Теперь она точно знала, что нет. Нежную кожу члена было довольно приятно ощущать во рту. Она медленно двигала голову вверх и вниз, скользя по чувствительной коже губами и языком. Когда она останавливалась, чтобы перевести дыхание, член сам начинал двигаться во рту. Но движения его не были ни грубыми, ни неприятными. Настя возбуждалась все больше. Она ждала, когда же он «брызнет», но этого, почему-то не происходило. Помня рассказы девочек, она старалась не отвлекаться, чтобы не упустить момент и не закашляться. Девушка не знала, как долго надо продолжать эту процедуру и оказалась в довольно затруднительном положении. Вероятно, почувствовав замешательство, он притянул ее к себе и, осыпая горячими поцелуями, вошел в ее пылающее лоно. Все вокруг плавно растворилось, расплавилось в горячих волнах. Настя почти ничего не слышала и не видела, все глубже проваливаясь в Нирвану. Время остановилось. Существовали только движения члена внутри нее, скользящие по обнаженным нервам. Из груди вырывались сладостные стоны, но она не слышала даже их. Оргазм длился вечность.
Настя, некоторое время, лежала без движений, ощущая на себе приятную тяжесть мужчины, а он продолжал гладить ее тело, как бы провожая затухающий оргазм. Спустя несколько минут, он уселся на край кровати и закурил. Насте было хорошо. Тяготило только молчание, но она все равно не знала, что надо говорить в таких случаях и говорить ли вообще. Ей казалось, что сегодня она впервые узнала мужчину. Наверное, так оно и было. Она легко коснулась пальцами его спины. Затем, придвинувшись ближе, обняла его за талию. Рука, как бы случайно легла на поникший член. Он оказался маленьким и мягким, очень мягким. Она сжала его в руке и почувствовала, как он начинает понемногу твердеть и раздуваться. Это показалось ей новым и забавным. Настя легонько стискивала его, а затем отпускала и, повинуясь этой гимнастике он рос и креп. Затушив сигарету, мужчина несколько минут сидел, поглаживая Настину руку. Затем он лег лицом к ее ногам. Он ничего не просил, но Настя догадалась сама. Она снова взяла член в рот. На этот раз без всякой подготовки и раздумий. Просто «ам» и все. Он гладил ее по бедрам и ногам. Низом своего живота она чувствовала его дыхание. Это разжигало новую страсть. Она приподнимала ногу, как бы приглашая его руку коснуться клитора, но он упорно обходил это место, как будто, дразня ее и заставляя раскрываться все больше. Когда Настя окончательно потеряла терпение и попыталась поймать его руку ногами, он, вдруг, заставил ее встать на четвереньки, прямо над собой. Настя много читала об этом, даже знала, как это называется. Ей, правда, не нравилось это слово, что-то на подобии Куинбус Фелестрин, из детской книжки о приключениях Гулливера. По Настиному разумению, данное слово никак не подходило к подобному действию. Не импонировало что ли. Попросить об этом, назвав этим словом, наверняка немыслимо. Интересно, о чем думал человек, давая такое идиотское название, столь обворожительному, сексуальному действию. Замерев, Настя ждала. Она даже забыла на мгновение, что у нее во рту член. По этому, когда его язык, коснулся ее внутренних губок, она, чуть было, не стиснула зубы, но, вовремя опомнившись, только глухо застонала. А его нежный язык все блуждал по Настиным гениталиям. Иногда он проникал внутрь влагалища и двигался там, вызывая электрические разряды по всему телу. Настя и сама, работала языком и губами с удвоенной энергией. Когда Настю сотряс оргазм, он выскользнул из-под нее, не позволяя ей, однако, сменить позу. На этот раз он вошел в нее сзади. Глубоко. Несколько глубже, чем хотелось. Но уже через несколько секунд, что то там, внутри, перестроилось и позволило ей вновь наслаждаться страстью. Еще через мгновение, она уже сама двигалась навстречу члену, стараясь заставить его погрузиться как можно глубже. Увлекшись собственными ощущениями, она даже не заметила, когда он взял со столика баночку с кремом. Она почувствовала, что его палец, густо смазывает ее анус, иногда погружаясь в него. В целом, это добавляло приятных ощущений, хотя Настя и поняла, что сейчас произойдет. Она не испугалась, в ней уже жила уверенность, что этот человек, не сделает ей ничего плохого. И, ради его удовольствия, она уже готова была немножко потерпеть. Его член уперся в ее маленькую, тугую дырочку и, с трудом раздвигая упругие связки, стал проникать в нее. Насте показалось, что вся кровь прилила к лицу. Ей пришлось выгнуть спину, для того чтобы немного ослабить боль. Член проникал все глубже и глубже. Дышать стало трудновато, было такое ощущение,
что даже уши полыхают огнем.
Наконец, бедра мужчины уперлись в Настины ягодицы и, она с облегчением подумала, что, по крайней мере, дальше он уже не войдет. Мужчина лег на нее корпусом, повторяя изгибы ее тела и одной рукой начал ласкать Настину грудь, а вторая привычно нащупала клитор. Анус мало-помалу, терял ощущение боли, это происходило тем быстрее, чем нежнее его руки ласкали клитор. Когда возбуждение девушки достигло, почти прежних пределов, мужчина выпрямился и стал слегка покачивать ее бедра вперед и назад. Затем задвигался сам, поначалу медленно, затем все быстрее и быстрее. Боль почти прошла, уступив место сладострастию. Настина голова то поднималась вверх, то падала вниз, а из груди вырывались стоны, скорее похожие на крик. Его руки терзали ее разгоряченную спину, усиливая и без того крайнее возбуждение. Он собрал ее волосы и сильно потянул на себя, заставив ее сначала запрокинуть голову назад, а затем, выпрямиться на коленях, прижавшись к нему всем телом. Последнее она сделала почти бессознательно. У нее в голове взорвался большой огненный шар и, всю ее сотрясал оргазм. Тело покрыла испарина. Ее ноги дрожали, отказываясь удерживать тело даже на коленях. Мужчина тоже дрожал всем телом, но, тем не менее, крепко держал ее за грудь, не давая упасть. Такого Настя не испытывала никогда! Даже не подозревала, что такое бывает. Бешенное, безумное слияние.
Простояв в таком положении несколько минут, они вместе рухнули на кровать, почти без сил. Настя отметила, что во время падения, он ловко вытащил из ануса член и упав она не испытала никаких неприятных чувств.
* * *
Теперь он точно знал, что это была его ошибка. Возможно роковая. Все сразу пошло не так. Не обычно. Он даже пробовал развлечься в своей обычной манере. Но, в общем, не получалось. Он не мог радоваться его страху. Совсем наоборот. Казалось, давно очерствевшее сердце, превратилось в мягкий воск. При взгляде на эту сопливую девчушку, ему хотелось прижаться к ее груди и замереть, слушая торопливые удары ее сердца. Хотелось целовать ее лицо, губы, гладить смолянистые волосы. И чувствовать, как замирает ее сердечко от его нежных прикосновений. Он не трогал ее. Долго, необычно долго для подобных случаев. Он боролся с собой, гнал от себя мысли, которые неумолимо влекли его, в объятия этой девушки. Он не мог освободиться от чарующего гипноза ее огромных глаз. Он уже знал, что влюбился в эту девочку и чувствовал, что по совершенно непонятным причинам, она отвечает ему взаимностью.
Он встретился с ней только для того, чтобы убить в себе зарождающуюся любовь к ней. Но, посмотрев в ее глаза, ему почудилось, что в ней зарождается ответное чувство. Он надеялся, что ему просто почудилось и у нее, кроме простого детского любопытства ничего нет. Но через минуту, он понял, что его худшие опасения подтверждаются. Она доказала ему, что она настоящая женщина, пусть совсем юная и не очень умелая, но влюбленная по настоящему. Ибо только настоящая любовь способна жертвовать. Прежде всего, собой. Только имея настоящую веру в партнера, можно смело бросаться навстречу новым, неизведанным доселе ощущениям. А для этого надо любить. Она почему-то поверила ему. Почувствовала его душой. Слилась с ним воедино, не только физически, но и духовно. Только посмотрела ему в глаза и все. И простила его за те, первые страданья. И готова была терпеть снова. Готова была перенести все. Выполнить все, что он захочет. И вовсе не от страха. И не из-за денег. Просто так, по велению собственной души. Одним махом она вошла в его пустую душу. И сразу все перевернулось. Он не знал, что теперь делать. То, что он запретил ее пороть, только все ухудшило. То, что он сам не посещал ее, ничего не меняло. Такое положение дел нарушало им самим установленные законы. Империя пошатнулась. Все замерли в ожидании. Естественно, желающих попользоваться плодами его рук, вокруг него было предостаточно.
Тогда он вызвал охранницу и приказал ей придраться и наказать Настю. От этого стало еще хуже. Нет, охранница сделала все правильно, она нашла повод и отшлепала девушку. Именно отшлепала. Так здесь не наказывали. Конечно, никто не посмел ничего сказать. Но надолго ли их хватит. Что будет с империей, если они почувствуют, что лев умирает?
Кроме того, что он мог дать этой девочке? Все! Но вместе с тем, не мог дать ничего. Вряд ли любовь могла бы мирится с законами империи. А крушения «Колыбели грез» он допустить не мог. Да и не все зависело от него. Слишком много людей были так или иначе заинтересованы в том, чтобы его империя процветала. Империя теперь обречена на существование. С ним или без него. Разрушить ее теперь невозможно, также как забыть формулу атомной бомбы. Если же он попытается отойти от дел, его, скорее всего, убьют. А с ним и ее. На всякий случай. Продолжать же свой бизнес рядом с ней невозможно. Не мыслимо в его положении иметь «Ахиллесову пяту». Он не знал что делать. Пока все продолжалось в прежнем духе.
Только он изменился. Только сейчас он ощутил, на сколько он одинок. Он окружил себя лакеями, способными предвидеть любое его желание, но не было рядом с ним ни одного человека, который мог бы просто прижаться к нему всем телом и замереть в сладкой неге. Не потому, что у него есть власть или деньги. А потому, что он, это он и все остальное не имеет никакого значения. Нет никого, кто мог бы его пожалеть. И поцеловать бескорыстно. И исполнять его желания не из страха, а повинуясь внутренним, совершенно непонятным для других стремлениям. И трепетать от его прикосновений, сгорая от нетерпения.
Раньше он всегда был сильным и не нуждался ни в чьем сочувствии. А теперь устал. Смертельно устал. Ему хотелось только одного, бегом бежать к этой девочке. Чтобы припасть к ее груди и закрыть глаза. И пусть она гладит его по голове. А она обязательно погладит. Она чувствует его как саму себя. Без слов и вопросов зная, что ему нужно.
Какие сентиментальные сопли! Сломаться из-за девчонки. Бывает же так!
Нужно было на что-то решаться. Но расстаться с ней он не мог. И оставлять ее здесь было немыслимо. Внутренняя борьба уже несколько дней изнуряла его. Делая невыносимой его жизнь. Мешала есть, спать, не давала работать. Все, чем он жил все это время, все что создавал, преодолевая немыслимые препятствия, все это оказалось карточным домиком. Готовым рухнуть от одного только вздоха, от одного взгляда бездонных глаз, никому неизвестной девушки. Каких сотни. Может быть даже сотни тысяч. Только для него, она почему-то одна. Дороже всего на свете. Для НЕГО, способного купить пол мира! Но не способного купить собственный покой. Он надеялся, что решение придет само собой, как бывало раньше…
* * *
Настя проснулась. Она обнаружила, что спит в той постели, в которой вчера все произошло. От воспоминаний по телу пробежала легкая дрожь. Настя сладко потянулась и, только тут заметила, что в комнате она не одна. Сидя на стуле, спала охранница. По ее лицу блуждала, по детски безмятежная, улыбка. Настя встала, стараясь ее не разбудить. Но потом поняла, что будить ее все равно придется. Без нее
Настя не знала что делать. Да и вернуться в свою комнату, вряд ли смогла бы. Она подошла и легонько тронула охранницу за плечо. Та вздрогнула, открыла глаза, но, увидев Настю, успокоилась. Так же как и Настя, она сладко потянулась, а затем спросила:
— Ну что, пошли, что ли?
И не дожидаясь ответа, пошла вперед. Надо сказать, что, не смотря на все очарование прошлой ночи, натертая задница, все-таки, напоминала о себе. Особенно при ходьбе. Не сказать, чтобы было больно, но как-то необычно.
В целом, день прошел как обычно. Если не считать того, что она проспала завтрак и того, что весь день она была рассеянной. Память, то и дело, выхватывала разные куски из вчерашних событий. Каждый раз по ее телу пробегали мурашки. Вечером она валялась в своей постели. Делать ничего не хотелось. Хотя, собственно, было и нечего. Она еще не сознавалась себе, что ждет. Лежала, тупо уставившись в телевизор, но глаза, то и дело, поднимались к дежурному квадрату. Но ее фамилии там не было.
В восьмом часу пришла Наташа. Заглянула в приоткрытую дверь и спросила:
— Можно?
Настю слегка удивилась такому поведению.
— Конечно можно! – сказала она.
Девочка осторожно вошла, присела на край кровати. Немного помолчав, она задала вопрос:
— Ну, как ты?
Настя опять удивилась, но тут до нее дошел смысл поведения девочки. Ее, Настю, вчера вечером вызывали и, решив, что Насте ночью крепко досталось, как здесь обычно водится, Наташа пришла ее проведать. Как больную. От такого участия, к Настиным глазам подкатили слезы, но она справилась с собой и, как можно более убедительно, ответила:
— Да нет, все нормально. Меня никто не бил и не мучил.
— Да ну!? – удивилась Наташа.
— Ты что же, никуда не ходила?
— Почему не ходила, ходила!
— И что?
— Ну, понимаешь… — Настя слегка покраснела и замялась.
От девочки не укрылось Настино замешательство и, она выдохнула, с какой-то непонятной завистью и радостью:
— Трахалась?
— Не совсем.
— Это как?
— Ну, понимаешь, мы любовью занимались.
— Ну, я и говорю, трахалась – кивнула девочка.
Но на этот раз Настя решила настоять на своем.
— Трахаются, это когда без чувства, а когда с чувством – любовью занимаются! Поняла?
— Не а! По-моему что так, что эдак – один хрен.
Настя поняла, что в этом вопросе, ей не добиться понимания, а обижать девочку замечанием типа вырастешь- поймешь, ей не хотелось. По этому она перевела разговор на другую тему:
— А где Оксанка?
— А, Ксюха сечься пошла.
Настя не уловила суть сказанной фразы и переспросила:
— Куда пошла?
Ну, сечься, сечься, ну когда секут.
— А за что?
— Когда за что, тогда секут, а когда секутся, это вроде дуэли. Ксюха сегодня на уроке заспорила с одной девчонкой, кто виноват и кому получать. А училка их сразу на разбор. Только зря, по-моему, Ксюха это затеяла.
— Почему?
— Да засечет ее девчонка. Получила бы десяток горячих и жила бы себе спокойно. А теперь мало того, что так получит, да еще и победительница двадцать горячих врежет. А в субботу дадут еще пятьдесят за проступок. Месяц на жопу не сядет. Дура. Хотя она вредная. Не смотри что хохотушка, если что коснется то упорная…
Вообще, если хочешь, можем посмотреть.
— Каким образом?
Наташа презрительно фыркнула.
— В зал мы конечно уже не успеем, сейчас уже по телевизору показывать начнут.
— А кто виноват то на самом деле?
— Да не знаю точно, но, по-моему, не Ксюха. Она в принципе беззлобная.
Настя переключила на спецканал. Экран некоторое время был пуст, но ровно в восемь, произведя обычный отчет, он высветил обширный зал. В середине зала стояло два турникета, примерно в полуметре друг от друга. Вскоре к этим турникетам поочередно подвели двух девочек. Одной из них, разумеется, была Оксана. Ее противница, в самом деле, оказалась повыше и покрупнее. Видимо для того, чтобы уравнять шансы, Оксане под ноги, подложили небольшую подставку. В результате, ягодицы девочек оказались на одном уровне. Так же скрупулезно выверили длину плетей. Затем, специальными заслонками закрыли девочкам спины и ноги. После всех приготовлений к ним подошла охранница и прочитала правила:
— Для выяснения виновного и, по обоюдному согласию, вам надлежит сечься до полной победы. Наносить удар следует только после удара барабана. Очередность установлена в ходе жеребьевки. Если удар не достиг цели, он все равно считается нанесенным. Проигравшим считается тот, кто в течение десяти секунд после сигнала не нанесет удара, либо в момент удара противника попытается закрыться или уклониться от удара. Победитель имеет право нанесения двадцати безответных ударов, в удобном положении, по своему выбору. Условия понятны?
Обе девочки согласно кивнули. Они обе стояли к экрану боком, но под каждой светился квадрат, показывающий их еще нетронутые задики.
Лица обеих были предельно сосредоточены. Наконец прозвучал первый удар барабана. Послышался характерный шлепок, и на Оксаниной попе загорелась малиновая полоска. Из глаз девочки потекли слезы, она закусила нижнюю губу, но не издала не звука. Со следующим ударом, подобная полоса загорелась на теле Оксаниной противницы.
Настя с Наташей смотрели не отрываясь. Наташа объяснила Насте, что девочки видят задницу противницы в зеркале и это позволяет им наносить удары прицельно. Примерно после двадцатого удара, на теле Оксаны появилась кровь. Еще одна тоненькая струйка крови текла по ее подбородку. Видимо от боли она прокусила себе губу. При каждом ударе, девочка сильно выгибалась. Насколько это позволял турникет. Слезы ручейком стекали по ее щекам. Вероятно, из-за слез, пару раз она промахнулась. Ударив по заслонкам. Левая ее рука так впилась в поручень турникета, что побелели костяшки. Правда и противница держалась из последних сил. Она плакала в голос. Тем не менее, дуэль продолжалась. Вскоре у обеих участниц, кровь уже струилась по ногам. Их била дрожь. Удары наносились все позже, и они все чаще
мазали. По тому ужасу, который читался в глазах девочек перед каждым ударом противницы и по тому, как сжимались и напрягались их тела, было ясно, что дуэль близка к завершению. Наконец, когда Оксана, получив очередной удар, размахнулась, ее противница закрыла задницу обеими руками. Тут же прозвучал гонг. К слову, сказать, в этот раз Оксанка смазала. Наташа довольная таким исходом, запрыгала по комнате и даже чмокнула Оксанино изображение на экране. Настя тоже радовалась, хотя и не так бурно. Оксана еле стояла на ногах. Ей дали что-то понюхать и попить воды. Немного придя в себя, девочка о чем-то поговорила с охранницей. Охранница сделала кому-то знак, и в зал внесли сооружение, напоминающее детскую горку. Проигравшая обреченно ждала. Ее положили таким образом, что ее голова оказалась внизу, а исполосованный зад, наверху. Вдобавок ее колени подвели к животу и в таком положении зафиксировали. Оксане же дали более легкую и короткую плетку. Последняя, с видимым удовольствием отвесила обидчице все двадцать положенных ударов. После экзекуции, девочка не смогла самостоятельно подняться на ноги и две охранницы, поволокли ее под руки. Вслед за ними, осторожно передвигая ноги, словно ступая по битому стеклу, поплелась и Оксана.
Наташа засобиралась сразу, как только погас экран.
Ладно, — сказала она Насте, пойду приласкаю Ксюху, а то ей сейчас весело. Всю задницу в клочья изодрала!
Настя тоже было, засобиралась, но Наташа ее остановила:
— Не ходи! Сегодня уже поздно. Ни к чему нарываться на неприятности! Я ей скажу, что ты тоже хотела пойти. Ей будет приятно. Лучше завтра приходи. Расскажешь ей как потрахалась. Она это любит.
С этими словами небесное создание упорхнуло, оставив Настю наедине со своими мыслями. Настя долго не могла заснуть. Оставшись одна, она снова и снова, возвращалась в прошлую ночь. И больше всего на свете, ей хотелось повторить ее. Она не могла понять, чем ее прельстил этот не молодой уже человек, который обошелся с ней так жестоко в первый раз и так нежно во второй. Она знала только то, что ей было хорошо с ним. Так хорошо, как, наверное, ни с кем, никогда не будет. Ее влекло к нему не только, да и не столько телом, сколько душой. Раньше она не верила в любовь с первого взгляда. Потому, что вообще не верила в нее. Хотя ждала и надеялась. Конечно, она никогда не думала, что это случится так. Лежа одна в пустой кровати, она мечтала о том, как уютно было бы, обняв мужчину, даже имени которого она не знала, уснуть у него на плече. И как прекрасно было бы проснуться с первыми лучами солнца в его объятиях. Она мысленно звала его. Она придумывала сотни причин, которые не пускали его к ней. Для того чтобы оправдать его отсутствие. Она даже не могла себе представить, что он не любит ее. Этого просто не могло быть! Ведь если она так полюбила его, не мог же он не полюбить ее! Ведь так не бывает. Правда, ведь?! Потом она плакала. Плакала от любви к нему и от жалости к себе. Она погасила свет и плакала в темноте, размазывая слезы по щекам и по детски всхлипывая. Не переставая ждать и звать его.
И тогда он пришел. Тихонько приоткрыв дверь, он некоторое время вглядывался в темноту. Тогда Настя вскочила с кровати и бросилась к нему на шею. Он обнял ее, и прижал к себе, горячо целуя ее заплаканные глаза. А она уже смеялась от счастья. Продолжая всхлипывать. Она шептала ему на ухо: «Как долго ты не приходил, я чуть с ума не сошла». А он только безмолвно улыбался и целовал ее губы. Ласкал ее волосы и крепко прижимал к себе. Настя таяла в его руках. Не в силах сдержать порыв нежности она прошептала:
— Пойдем, я буду тебя любить!
Он, легко подхватив ее на руки, прошел несколько шагов и бережно опустил ее в прохладную нежность простыней.
И снова все растворилось вокруг. Остались только их горячие тела, слившиеся в едином страстном порыве. А потом осталось только одно тело. Причудливо извивающееся и издающее невообразимые звуки. И не было ни пространства, ни времени. И Настя даже не помнила, в какой момент она заснула у него на плече. А он лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее хрупкий сон. Он долго глядел на ее по детски счастливое лицо, наслаждаясь легким ветерком ее дыхания. Пока, наконец, не заснул сам.
Г Л А В А 9.
Решение, как обычно, пришло само. Так было всегда. Теперь он знал, что делать и как поступить. Задачи поставлены, цели определены. Бесполезная и изнуряющая борьба с собой благополучно завершилась. Он вновь обрел душевное равновесие. Это именно то, чего ему так не хватало последнее время. Снова нужно работать. Работа являлась его нормальным состоянием. Только это он и умел. Другие умели отдыхать и развлекаться, а ему все это было чуждо. Да, он умел их развеселить, но это было для него именно работой. Увлекаясь, он становился стремительным, напористым, а иногда и неудержимым. Препятствия только распаляли его упрямство и усиливали стремление к победе. Если требовалось, он прошибал стены там, где не мог обойти.
Проснувшись в Настиной комнате, он вспомнил предыдущие события. Вспомнил, как Настя бросилась к нему на шею и как к ней, кинулись его телохранители. Девушка не могла видеть жеста, которым он остановил их. Но они видели все! Они провели под дверью всю ночь, ожидая, когда он выйдет. Они и сейчас были там. Так больше продолжаться не может. Это волновало его «империю» и могло вызвать совершенно нежелательные последствия. Выскользнув из постели, он спокойно оделся, бросил взгляд на безмятежно спящую девушку и стремительно двинулся вперед. Он прошел по коридорам пансионата, на ходу отдавая распоряжения и, все вокруг задвигалось, зашевелилось как растревоженный муравейник. Его люди узнали в нем своего прежнего хозяина. Все понимали, что-то произошло, но никто не мог понять что. Он по долгу беседовал со всеми людьми, занимающими важные посты, но, встретившись, за
пределами его кабинета и, сопоставляя его вопросы, они, все равно не могли докопаться до сути, готовящихся действий. Он не обращал внимания на их недоумение и, не успев встретиться со всеми вызванными им людьми, вечером, покинув остров, вылетел на континент. Вернувшись через несколько дней, он отменил половину собственных распоряжений, заменив их новыми. Внешне он уже был спокоен. Жизнь в «Колыбели грез» вновь потекла четко и размеренно. После громкого всплеска наступило привычное затишье. С Настей он больше не встречался, хотя приказ не трогать ее оставил в силе. Он также приказал подготовить все для ее возвращения. Даты он не назвал. Так случалось со многими. Он распорядился также, подготовить ей вознаграждение. Правда, не слишком щедрое. Обычное. После этого он снова покинул остров, на этот раз, вылетев в Россию.
И вот сегодня он шел по ночному городу. В окружении телохранителей. Мысленно уносясь к истокам. Легкий ветер ночи ласкал его лицо. Теперь он готов ко всему. Он несколько раз просчитал выстроенную систему. Система обещала сбоев не давать. Обычно, он не доверялся обещаниям и многократно подстраховывался. Но на этот раз для подготовки подстраховочных вариантов не хватало времени. В этот самый ответственный раз должен был сработать один-единственный вариант. Без дублей и страховки. Без возможности переиграть. И он, вроде бы, сделал для этого все. Единственное, что беспокоило, так это самое «вроде бы». Отвлечься и успокоиться не удавалось. Мешала восторженность. Гордость за то, что очередной раз, все смог, все преодолел и со всем справился.
Дойдя до реки, он долго смотрел на ласковую гладь воды, казавшуюся черной и, от этого, загадочной. Казалось, вода таила в себе ключи от всех тайн и прошлых, и будущих. Только достать их не представлялось возможным. Он жестом подозвал машину, и она понесла его домой. По спящим улицам ночного города. Ему не терпелось вернуться. Предстоящее не давало покоя. Оставив телохранителей в их обычной сторожке с милиционерами (дом, разумеется, был «элитным» и дальнейшая охрана не требовалась), он поднялся в свою квартиру. Утром он отбыл на острова.
Через некоторое время, из его квартиры, вышел Станислав Николаевич. Проходя мимо сидящего милиционера, он, слегка поклонился. Тот молча кивнул, снова уткнувшись в книгу. Но, уже через мгновение, подняв глаза, милиционер, несколько минут, ошарашено смотрел на дверь. Затем, выругавшись, вернулся к чтению.
Станислав Николаевич, не спеша, шагал на работу. В это осеннее утро, было еще по-летнему тепло, однако многие деревья уже оделись в разноцветные наряды. Вчера, Станислав Николаевич, вернулся из командировки и сегодня, мог идти на работу только к обеду. Но он решил не откладывать свои проблемы на послеобеденное время. На его лице, то и дело, блуждала улыбка и, попадавшиеся навстречу прохожие, с удивлением посматривали на него.
Фирма встретила его спокойно, без особой радости, но он не придал этому никакого значения. Он вежливо здоровался со всеми, кто попадался на его пути, всем мило улыбался, а с некоторыми даже раскланивался. Того, что многие удивленно смотрят ему в след он, естественно, не заметил.
Директор принял его сразу. Шеф не питал особо теплых чувств к Станиславу Николаевичу, но, как уже было сказано ранее, фирме он был очень удобен. К, тому же, командировочные задания он всегда выполнял. Без особого блеска, но, зато, по принципу необходимой достаточности. О результатах командировок он всегда, правда, по собственной инициативе, докладывал лично директору. И, хотя последнего, совершенно не интересовали подробности, он всегда терпеливо выслушивал. Считая это, вероятно, это данью вежливости и, как бы, обязательным оброком. Он терпеливо
выслушал отчет Станислава Николаевича и на этот раз. Не перебивая, но и не задавая никаких вопросов. Правда, все это время он хмурил брови и, было заметно, что его занимают совсем другие проблемы. Несмотря на это, Станислав Николаевич, педантично, со всеми подробностями, закончил свой рассказ, но, не дав шефу возможность сказать свое обычное: «Я вами доволен», обратился к нему:
— Простите, у меня тут еще одно, личное, если позволите.
Директор не ожидал подобного поворота событий и оказался застигнутым Станиславом Николаевичем, что называется, врасплох. По этому, промямлив, что-то невразумительное в ответ, он выжидающе посмотрел на Станислава Николаевича. Станислав Николаевич достал из кармана, слегка помятый, листок бумаги и положил его на стол перед директором. Директор, заглянув в листок, удивился:
— Что это, Станислав Николаевич? – Спросил он, поднимая глаза.
— Это заявление. Хотел бы уволиться. Устал, знаете ли. Да и, честно говоря, хочу перебраться поближе к югу. Тут, как раз, подвернулся подходящий вариант обмена. Так что, сами понимаете, просил бы без отработки.
— Может быть, не стоит принимать скоропалительных решений? Мы тут, как раз, собирались увеличить вам оклад. – Соврал шеф, потеря «вечного командировочного» не входила в его планы.
— Да нет, нет. Дело тут не в деньгах. Просто, знаете ли, давняя мечта! Я бы очень просил. Если можно конечно.
— Директор взял в руки ручку, немного покрутил ее в руках и, вздохнув, подписал.
— Смотрите, если передумаете, возвращайтесь.
— Спасибо большое! Мне было очень приятно работать под вашим руководством. Я всегда знал, что вы очень чуткий и отзывчивый человек! – Рассыпался в последних любезностях директору Станислав Николаевич, вызвав у него довольную улыбку.
* * *
Дни тянулись нестерпимо долго, а вечера и того хуже. Настя почти не выходила из комнаты. Ждала. Он не приходил и не звал ее к себе. Хотя она была уверена, что он любит ее. Так же как она его. Прошло больше месяца одиночества. Каждый день, Насте казалось, что она медленно умирает. Увидеться с ним не удавалось. По совету своих юных подружек, она сходила к куратору пансионата и попросила его устроить встречу с Его Светлостью. Куратор пообещал доложить о ее просьбе. Пока никаких результатов не было. За это время, Настя сильно осунулась. Хорошо хоть девчонки, приходили к ней каждый день и, своим щебетаньем, старались, как могли, развеселить. Настя сильно сдружилась с ними, стала относиться к ним как старшая сестра. Вникая в их маленькие радости и печали. Настя и не подозревала, сколько веселых и смешных моментов, таит в себе их возраст. Но, вспоминая себя, приходила к выводу, что в свое время, вела себя точно также как они. Настя не переставала удивляться их отношению к порке. Они, казалось, не обращали на это никакого внимания. Почти постоянно, на их округлых задиках, вспыхивали свежие полосы и тогда, они гостили у нее стоя, или лежа. Что совершенно не мешало им хохотать и веселиться. Однажды, когда Настя сказала им об этом, они были искренне удивлены:
— А тебя разве в детстве не драли?
Спросила ее Оксана, красуясь очередными полосами и, уничтожая свой обычный лимонад, стоя.
— Нет, почему же, раза два драли. Но оба раза за дело. – Честно призналась им Настя.
Девочки надолго задумались, а потом, Наташа, как-то не по детски сказала:
— У каждого своя судьба!
Она сделала особое ударение на слове своя. Она вообще, отличалась от своей неунывающей подруги сдержанностью и философским складом мышления. Словом, девочки, удачно дополняли друг друга. Настю забавлял этот контраст. Временами, Насте очень хотелось принять участие в их судьбе, но, к сожалению, этого он не могла. Даже своей судьбой, последнее время, она не могла распорядиться. Не могла даже увидеться с любимым человеком. Поговорить с ним, обнять его. Ее упорно не пускали к нему, а он, почему — то, не приходил к ней. Заставляя ее мучиться и терзаться сомнениями. Когда приходили эти мысли, на глаза наворачивались слезы. Если это случалось при девочках, они затихали, не зная, что делать. Не понимая и, еще не оценивая силу того чувства, которое постигло Настю. Однажды они даже предложили ей:
— Хочешь, мы тебя поласкаем?
Сначала, она не поняла. А они были полны решимости, не смотря на то, что по здешним законам, это грозило серьезным наказанием. Настя знала это точно.
— Мы умеем! Мы, правда, никогда не пробовали, но нас учили. Скажи только! Можешь высечь нас, тебе же это, вроде бы, нравилось? Мы для тебя все, что хочешь сделаем! Ну чем тебя развеселить?
От такого предложения Настя расплакалась. Она обнимала девчонок, а они никак не могли понять, чего же она, все — таки хочет. А Настя вспоминала, как строжилась над такими, же девчушками раньше. И ей было ужасно стыдно. Полюбив, она сильно повзрослела и, на многие вещи, теперь смотрела совсем по-другому. Теперь, причиненная ею, когда-то, боль, жгла ее саму. Хотелось вернуть все и поступить по-другому. Сначала она страдала от того, что не встречала этих девочек раньше. Потом ей стало ясно, встречала! Этих же самых! Только тогда, ее интересовало только то, как она выглядит перед своими сверстницами. Сейчас все поменялось. Встало с ног на голову. Или наоборот? Настя удивлялась сама себе, как она могла быть такой глупой. Даже к тому, что ее жестоко избили, она стала относиться по другому. Это заставило ее понять, что чувствует человек, когда не может ответить обидчику. Когда он сломлен, раздавлен чужой, неумолимой силой, или властью, или еще чем ни будь. Конечно, кому-то нравиться ощущать себя жертвой, но он сам должен сказать об этом. И тогда это игра. Тогда это не мешает никому, потому, что игру можно остановить в любой момент. Как только она перестает быть интересной, или приятной.
— Девочки, милые вы мои, да разве дело в этом! Не надо мне ничего! Просто приходите! Мы же друзья! Я люблю вас! Просто мне грустно. Я люблю еще одного человека. Я никого так не любила! Когда вы полюбите, вы поймете меня! А вы обязательно полюбите! По-другому не бывает. Ну, посмотрите, какие вы хорошенькие! В вас обязательно кто ни будь влюбится и заберет отсюда!
Настя обнимала девочек и, даже сама, верила в то, что говорит. Влюбленность делает человека особенно чувствительным. Способным обнять весь мир. И обласкать. И обогреть.
Неожиданно, Наташа вывела Настю из состояния слезливости и жалости к себе и другим:
— Слушай, ты нас или задушишь, или в слезах утопишь!
И, хотя, она произнесла это с нарочитым безразличием, было заметно, что она сама, вот-вот, расплачется от переполнявших чувств. Это развеселило всех троих.
И немного успокоило. Настя старалась больше не допускать при девчонках подобных сцен.
Спустя почти месяц, ее вызвал к себе куратор. Настя обрадовалась, но его слова прозвучали жестоким приговором:
— Его Светлость, не считает возможным встречаться с вами. Его вообще, в ближайшее время, не будет на островах. Он занят решением важных проблем. Это не все, по его распоряжению, вы будете возвращены на родину. Кроме того, в качестве компенсации, за проведенное здесь время, в банк на ваше имя переведена вот эта сумма, — с этими словами, он подвинул к Насте листок с написанными на нем цифрами. Но она даже не взглянула на него. Она слушала с раскрытым ртом и не могла поверить своим ушам.
А он продолжал убивать ее:
— В институте вам оформлен вызов на кинопробы в Ялте. Ваше место в общежитии осталось за вами, так что проблем с обучением, я думаю, у вас не будет. Хочу также предупредить, что если вы будете вести себя неблагоразумно, вы немедленно потеряете столь щедрое вознаграждение. Самое лучшее для вас, забыть обо всем, что здесь произошло и наслаждаться жизнью на деньги, которые вам любезно предоставляют, всего за несколько мгновений удовольствия. Решение окончательное. О дне депортации вас известят дополнительно. Желаю удачи.
Настя вышла из кабинета, не сказав ни слова и, машинально вернулась в свою комнату. В руках она почему-то держала листок бумаги, с написанным на нем циферкой, который она неизвестно зачем, взяла со стола куратора. Настя была ошарашена услышанным. Это не укладывалось в ее голове. Как, он прогоняет ее? Она согласна стать его вещью, согласна выносить все, каждый день, а он отказывается от нее? Но ведь она уверена, что он любит ее. И она не сможет вычеркнуть его из своей жизни. Никогда. Она не понимала, почему для нее не нашлось места возле него. Любого, пусть даже у ног. Лишь бы, хоть изредка, видеть его. Касаться того, чего касался он. Он лишает ее даже ожидания.
Она твердо решила, завтра же, она снова пойдет к куратору и попросит его о том, чтобы ее кем ни будь, оставили здесь, в пансионате, пусть хоть уборщицей. Все равно кем!
Но на завтра куратор не принял ее ни утром, ни после обеда. Настя безрезультатно прождала весь день и, вернувшись вечером к себе, страшно злилась. День как-то не сложился. Вероятно, от этого хотелось спать. Настя решила лечь пораньше, чтобы завтра все начать сначала. На крайний случай, придется попросить Наташку с Оксанкой, чтобы они хорошенько выпороли ее. Со следами ее домой не отправят, а это даст время. А там, глядишь, что ни будь, образуется. С этими мыслями она и заснула.
* * *
Настя очнулась от необычного чувства. Впервые, за много дней, она замерзла. Открыв глаза, она увидела снег. Просто самый обычный снег. Недавно выпавший на землю. Он лежал вокруг нее, на пожухлой траве, небольшими ватными островками.
Сознание просыпалось медленно. Настя сидела на скамейке, в знакомом парке и, с недоверием, озиралась по сторонам. Она не помнила, как оказалась здесь. Не знала, откуда на ней оказалась, эта красивая, но чужая одежда. Раньше у нее такой не было. Она ничего не помнила. Хотя, впрочем, какая теперь разница. Настя долго сидела на
скамейке, смотря ничего не видящими глазами куда-то вдаль. Ее жизнь была разбита. Она не знала, зачем ей теперь жить. Размер трагедии трудно было оценить. Ясно, что она никогда не сможет найти его. Там в пансионате, ей было лучше, она не видела его, но знала, что он где — то рядом. Теперь все рухнуло. Надеяться больше не на что. Нельзя даже ничего предпринять. Жить без надежды не хотелось.
Поздно вечером Настя вернулась в общежитие. Радости подруг не было предела. И расспросам. И сетованиям, на то, что уехала так внезапно, никому ничего не сказав. Она что-то врала про съемки. Про случайное знакомство с режиссером. Врала, не слыша себя и не слушая подруг. Как она сейчас была далека от них.
Весь следующий месяц Настя прожила как во сне. Она напропалую прогуливала занятия, целыми днями гуляя в парке. До тех пор, пока не замерзали ноги. Поздно вечером она возвращалась домой. Несколько раз ее вызывал деканат. Близилась зимняя сессия, а успеваемость Насти, при таком отношении к занятиям, естественно, вызывала тревогу. У всех кроме Насти. Ее это нисколько не заботило. Ее обещали отчислить за прогулы и выгнать из общежития, а она лишь отмалчивалась, опустив глаза.
Однажды, очередной раз, прогуливая занятия, Настя заметила первокурсниц из своего института, «воспитывающих» малолетку. Она не слышала, что они говорят девочке, но по их довольным ухмылкам и, по тому, как она стоит перед ними «на вытяжку», без труда догадалась. Одна из девушек встала, и это не предвещало подростку ничего хорошего. Настя, свернув, подошла к скамейке, взяла девочку за руку и сказала ей:
— Пошли отсюда! Не бойся, они тебя не тронут!
В глазах девочки, она прочитала скрытую радость и облегчение. Настя пошла прочь от скамейки, увлекая девочку за собой, но, произнесенные ей вслед слова, заставили ее отпустить руку девочки и круто развернуться.
— Ты что-то больно крутая, как я посмотрю! Давно не получала?
Настя обвела девиц взглядом. Глаза ее угрожающе сузились и она, не обращаясь ни к кому, спросила:
— Кому-то хочется нарваться на неприятности?
Затем, еще раз пристально поглядев на девушек, тихо, но внятно, добавила:
— Кто ее тронет – убью! Бля буду!
И ее тяжелый взгляд, и тихий голос не оставили у девушек ни тени сомнения в том, что она, действительно, выполнит обещанное. Они не сказали в ответ ни слова. Убедившись, что желающих проверить ее «крутизну» нет, Настя, обняв девочку за плечи, увела ее от опасности. За спиной она слышала возбужденный шепот, но из слов разобрала только: «задвинутая».
Но это вызвало только улыбку на ее губах.
— Тебя как зовут? – Спросила она у своей спутницы.
— Таня. – Ответила та, гордо вышагивая рядом.
— Ты что, школу прогуливаешь?
— Угу.
— Что ж так?
— А, с мальчишкой поссорилась.
— Почему?
— Потому что гад! Растрепал всем, что я с ним целовалась, а я даже и не думала!
Они еще долго бродили по парку, болтая о всякой ерунде. Потом, сидели в кафе и ели пиццу. Девочка была счастлива. Ей льстило, что взрослая девушка, ведет себя с ней
как с равной, легко и непринужденно. Она даже не решалась поблагодарить Настю, за свое спасение, да и не знала как. Позже, Настя проводила ее до дома. Пожелала удачи. На душе стало теплее. Ей вспомнились Оксана с Наташей. Вечера в пансионате. Как бы ей хотелось вернуться к ним.
Воспоминания натолкнули Настю на сумасшедшую идею и, не откладывая дела в долгий ящик, она зашла и дала объявление в газету:
«Девушка просит аудиенции у Его Светлости. Буду, благодарна за любую помощь, всем понимающим, о чем идет речь».
Это была очень слабая, но надежда! Которая поднимала настроение. Если не он сам, то может быть, кто ни будь, прочитает и передаст ему. Она решила, завтра же, пойти и дать объявления во все газеты. И давать их каждый день, пока хватит Его денег. Или пока он не придет.
С этими мыслями она вернулась в общежитие. Навстречу ей попалась соседка по комнате. Объяснять, почему она опять прогуляла занятия, Насте не хотелось и, коротко поздоровавшись, она поспешила пройти мимо. Однако подружка успела бросить ей вслед:
— К тебе там пришли. В комнате ждут!
Настя молча кивнула и стала подниматься по лестнице. В голове зашевелились не хорошие мысли. Наверное, опять пришли из деканата, будут стыдить. Надоели! Пусть выгоняют. Она решила бросить институт. Все это она им сейчас и выложит. И пусть убираются! Она не маленькая! Она резко толкнула дверь в комнату и обомлела. Он сидел на стуле спиной к окну и смотрел на нее. Настя плавно опустилась на пол, не сводя с него широко раскрытых, наполненных слезами, глаз. Она не могла произнести ни слова. Ей казалось, что это мираж и, если она сделает какое ни будь движение, все растает. Раствориться. Слезы тихо катились из ее глаз, но она не замечала их, даже не всхлипывала.
Тишину нарушил его голос, прозвучавший твердо и уверенно:
— Собирайся! Мы уезжаем. Навсегда!
Она заставила себя подняться. Сделала несколько шагов к своим вещам, но он опередил ее. Он обнимал ее и целовал. Шептал ей на ухо, что по-другому было нельзя, а она никак не могла понять, сон это или явь. Обняв его и, наконец, поверив в то, что все происходит наяву, она простонала:
— Стас!
Она не стала брать с собой ничего из вещей. Написала подруге, чтобы та раздала ее тряпки. Кому что понравится. Взяв с собой только косметичку и паспорт, она сказала ему:
— Все!
Стас с улыбкой посмотрел на ее «экипировку», взял из ее рук паспорт и увлек к выходу. Выйдя на улицу, он повертел ее паспорт в руке, рассеянно полистал и выбросил, в стоявшую рядом урну. Махнув рукой.
Через час, самолет, тяжело оторвал их от земли и понес к горизонту. Унося подальше от Родины, с которой их, увы, ничего не связывало.
Эта семья появилась в городе недавно. Им принадлежал добротный, просторный домик в конце улицы. В целом, никто не обращал на них внимания, но некоторые завидовали. Завидовали этому, не слишком молодому мужчине, везде появлявшемуся под руку, с весьма привлекательной, юной особой. Которая, судя по всему, была почти вдвое моложе его. Но разве можно чем ни будь удивить французов. Кроме того, у иностранцев свои нравы. Это понимают все. А они ходили по магазинам, выбирая детские пеленки и, тому подобную, чепуху. Объясняться им приходилось с помощью разговорника, часто вызывая смех окружающих. Это их ни сколько не смущало. Часто они добродушно смеялись вместе со всеми, даже не понимая причины. У мадам заметно круглел животик и, временами, она напускала на себя такой важный вид, что через минуту сама заливалась радостным смехом. Еще через некоторое время к ним привыкли, И перестали замечать. Освоившись с местными обычаями, они устроили перед своим домом небольшое кафе и, угощали желающих, экзотической русской кухней. В общем, жизнь текла своим чередом, без неожиданностей и чудес. Вероятно, чудес на свете не бывает вовсе. Потому, что все происходящее в жизни, это такие чудеса, которые не под силу никакому магу и чародею. Потому, что чудесней жизни, бывает только любовь. А чудесней любви – только Бог! Но раз бог и есть любовь, следовательно…
Август 1999 – Январь 2000.