Ночь в лесу
— Ах ты дрянь трусливая! Сейчас же иди назад, пробежишь пятнадцать шагов, вываляешься с обоих сторон и не возвращайся, пока не выполнишь! Иначе получишь двести ударов! Поняла!
— Поняла.
Тихо ответила она себе и вышла на крыльцо. Я гадал, в какую сторону она побежит, но было почти очевидно, что побежать она должна от меня, в сторону чистой поляны.
В этот момент, забавно шурша пакетами, высоко поднимая ноги и тихонько повизгивая, она понеслась как вспугнутая лань, в сердце снежной равнины.
1
…Машина, тихонько урча мощным двигателем и плавно покачиваясь, стремительно несла меня к городу. Впереди, вилась бесконечная лента дороги, которой, казалось, никогда не будет конца. Шел второй час ночи. Ни встречных, ни попутных машин, почти не попадалось. Вдали от города, ночь казалась непроглядной, а стоявшие вдоль обочины деревья, своим заснеженным безмолвием, навевали, какую-то непонятную тоску и, такой же необъяснимый страх. Когда деревья кончались, взору открывались бескрайние снежные равнины, залитые таинственным голубоватым светом. То ли отблеском от далеких звезд, то ли от осколка луны, висевшего где-то над горизонтом. Словом все было окутано сказочной таинственностью, немного пугающей и щемящей душу. От всего этого, я то и дело надавливал на педаль газа и, машина послушно устремлялась вперед с еще большей скоростью. Временами, то на белом снегу, то среди молчаливых деревьев, мне мерещились странные образы. Я понял, что от монотонных звуков мотора, от однообразия дороги, попросту засыпаю. Ехать дальше становилось опасно, да и спешить, собственно, было не куда. Я мобилизовал все силы и стал внимательнее вглядываться в обочину, ища сверток, чтобы, убрав с дороги машину, спокойно выспаться. Вскоре, я заметил указательный щит, сообщавший о близости очередного селения. За несколько метров от него, между лесопосадок, шел хорошо заметный след от крупного трактора. Не долго думая, я свернул с дороги, как мне казалось на проселок. Однако, метров через сто, след заканчивался огромной снежной кучей. Не ясно, конечно, кому и зачем, понадобилось нагребать здесь такую кучу, но, принципиально, это не противоречило моим планам. У нас в России, логика не слишком часто связана с действиями. Вполне возможно, кто-то проверял мощность трактора, возможно, что посредством данной кучи выполнялись мероприятия по снегозадержанию. Странно, только, что хватило одной кучи. А может быть, тракторист, уснув, съехал с дороги и ехал до тех пор, пока трактор, завязнув, не остановился. Словом может существовать добрая сотня причин, которые укладываются только в «русскую» логику. В любом случае, стоит сказать неизвестному трудяге спасибо. Во-первых, потому, что с дороги белую машину, на фоне белого снега, практически не видно и можно не опасаться непрошенных гостей, а во-вторых, раз это тупик, то я никому не помешаю и смогу спокойно поспать.
Разложив сидение и устроившись поудобнее, я выкурил сигаретку. Как не странно, сон почти прошел. Так и хотелось, развернуться и продолжить путь. Но, я знал почти наверняка, что как только выйдешь на трассу, все повториться. Снова будешь незаметно для себя, клевать носом, пока еще чего доброго, не слетишь с трассы или не натолкнешься на встречный автомобиль.
Некоторое время, я размышлял на различные темы и любовался окружающей меня дикой природой. Кусок луны, завалился, куда то, за снежную кучу и темнота стала еще гуще. Лесок, стоявший неподалеку казался совсем черным и очень густым. Зато снег, светился неповторимым светом. При этом он так искрился, что казалось, совсем близко, под верхним слоем, спрятано великое множество самоцветов и стоит только нагнуться и разворошить его, как станешь несметно богат. Улыбаясь собственным глупостям, я, тем не менее, вышел из машины. Морозец стоял сильный, градусов двенадцать — пятнадцать. Для сибирской зимы это так, детские игрушки. Баловала погодка то. Было приятно вдыхать легкую морозную свежесть. Особенно, после нескольких часов, проведенных за рулем. Тишина же стояла такая, что малейший шорох, казалось, разнесся бы на сотню километров. И от любого громкого звука, лопнут и осыплются сосульки на ветвях вековых сосен. Возможно, даже вместе с ветвями. Почти ничего не нарушало эту величественную тишину спящей природы. Почти ничего потому, что, где-то невдалеке, слышался однообразный легкий скрип. Я долго всматривался по направлению звука, пока с удивлением, почти у самого леса, не заметил движущуюся маленькую фигурку. Я замер. На мгновение показалось, что я снова сплю на яву. Но фигурка продолжала двигаться в сторону леса, по едва заметной тропинке. Судя по всему, тропинка начиналась, где-то возле трассы и вела в лесок, или за лесок. Но, судя по указателю, селение должно было находиться, как раз с другой стороны шоссе. Мне почему-то казалось, что фигурка была женской и я, пытался угадать, зачем женщина, в два часа ночи, идет одна в лес!? Сон прошел совершенно. Появился странный азарт. Словом, мне очень захотелось посмотреть, куда и зачем она идет. Постояв некоторое время возле машины, я, все-таки, запер ее ключом. Ставить на сигнализацию, мне показалось неуместным. Не потому, что я за нее не боялся, а, в первую очередь, для того, чтобы ее писк не спугнул «добычу».
Мне пришлось немного вернуться, чтобы отыскать тропинку. Она действительно начиналась почти от трассы и шла прямиком к лесу. Когда я, наконец, нашел ее, мой сомнения, а вместе с ними и интерес, вспыхнули с новой силой. Достаточно сказать, что тропинка, была совершенно занесена снегом и скорее угадывалась, чем была видна. Кроме того, кроме единственных отпечатков, больше следов на ней не было. Я инстинктивно потрогал верхний карман куртки, где у меня на всякий случай, лежал шокер и шагнул на тропку. Фигурка, тем временем, уже скрылась в лесу, но все равно, я ступал осторожно, как будто, в самом деле, боялся спугнуть дичь. Сердце, почему-то гулко стучало в груди, то ли отзываясь на волнение, то ли добавляя его. Дойдя до леса, я опасливо остановился. Присел и вгляделся в темноту, пытаясь разглядеть хоть что ни будь. Но черный лес хранил тайну всех своих обитателей, равно как и не прошеных гостей. Следы, по-прежнему, уверенно уводили меня вглубь леса. Из-за рыхлого пушистого снега, нельзя было сказать, принадлежат ли они мужчине или женщине. Войдя в лес, я стал ступать еще осторожнее. В лесу было совсем жутко. Хотелось даже тише дышать, чтобы, не дай Бог, не потревожить сон этого молчаливого великана. На самом деле лесок оказался совсем небольшим. За леском, на огромной поляне, располагался заброшенный лагерь. Во многих местах торчали засыпанные снегом останки, некогда жилых корпусов. Несколько полуразрушенных верандочек, дополнили общую картину. Слева от меня чернело небольшое зданьице, имеющее более менее целостный вид. Именно к нему и вели следы. Я уже догадывался, что, скорее всего, там обосновался, какой-нибудь бомжик, но для очистки совести, все же решил в этом убедиться. Подкравшись к избушке поближе, я заметил, что строение входной двери не имеет, видимо постарались предприимчивые местные жители. Проем завешан тканью. Зато рядом имеется такой запас дров, что хватило бы на половину зимы. Почему местные жители не позарились на дрова совершенно не ясно. Тихонько ступая, я обошел здание. На другой стороне зданьице имело целых два небольших окошечка, из которых пробивался неяркий свет. Подойдя к одному, я осторожно заглянул внутрь. Внутри горела свеча, но никого не было видно. Судя по планировке, здание когда-то выполняло функцию бани. Хотя, скорее всего, мылись в ней только работники лагеря. Для отдыхающих, она была слишком мала. Словом типичная русская банька. Я прошел чуть дальше и заглянул во второе оконце. Внутри, в печи, жарко горели дрова. Никакой свечи там не было, но света от огня вполне хватало, чтобы я увидел, что внутри, возле печи хлопочет, девушка. То, что она здесь совсем одна, не вызывало сомнений. Разрыв между нами, учитывая, что я крался, а она просто шла, составил минут тридцать-сорок. Там внутри, видимо, уже успело натопиться, и девушка была лишь в свитере и джинсах. Цвет волос я не увидел, так как она не сняла вязаной шапочки с помпончиком. На вид, ей было лет девятнадцать. Хотя при свете печи, я мог и ошибиться. Она все кочегарила и кочегарила печь, изредка выбегая за новой порцией дров. А я, затаив дыхание, ждал. Сам не зная чего. Мысли проносились разные, не все, прямо скажем, безобидные для девушки. Я слышал, как урчала в котле кипящая вода, и как девушка, что-то не громко бормотала. Наверное, так прошел час. Дверь в предбанник была открыта и я, мог наблюдать все происходящее в обоих помещениях. Самое странное, что девушка вовсе не походила на бездомную. Скорее наоборот, создавала впечатление очень даже домашней девочки. Она уже сняла шапочку и свитер, и я видел ее светлые волосы, собранные в узел на затылке. По мере того как в бане становилось жарче, она снимала с себя одежду. Наконец она осталась совершенно обнаженной. Через некоторое время, она присела возле печного крана и, как мне показалось, стала брить себе лобок. Я устал стоять в не очень удобном положении, но сейчас и вовсе затаил дыхание. Девушка, закончив процедуру, смазала себе выбритое место каким-то лосьоном, этого я точно увидеть не мог и, скорее, угадывал по движениям. Она несколько раз погладила себя и зачем-то спросила:
— Ну, что, готова?
И тут же сама себе коротко ответила:
— Да.
Она сходила в предбанник и принесла свечу. Затем, расположившись на полке, она откинулась немного назад и, наклонив свечу, зачем-то капнула себе между ног.
-Уй!
Тут же вскрикнула она.
— Как больно то!
Она еще некоторое время уйкала, стирая затвердевший воск. Затем, уже спокойным голосом опять обратилась к себе:
— А как ты думала? Будет приятно?
И сама же себе, отрицательно покачала головой.
— Ладно! Это мы оставим на потом.
Она снова сходила в предбанник и принесла, нечто похожее на мухобойку. Держа ее в правой руке, она прислонилась к стене, выпятила попку и нанесла себе ударов двадцать. Временами она останавливалась, ойкала, потирала ушибленные места, ругала себя, приказывала убрать руки и грозилась увеличить экзекуцию. Временами она хлестала себя слишком сильно и от этого даже не надолго приседала.
— Да, — сказала она, — ты, конечно ни на что не годишься! Чтож, принеси побольше дров и иди готовиться.
— Хорошо. Ответила она и, подбросив в печь очередную порцию дров, принялась обуваться. Надев кроссовки, она также поверх них надела полиэтиленовые пакеты, которые завязала бечевкой чуть ниже колен.
— Можешь надеть шапку!
— Хорошо.
Она надела свою вязаную шапочку и направилась к выходу. Стараясь не шуметь, я переместился к противоположному углу строения и стал наблюдать за дверью. Девушка стояла на пороге, белея в ночи обнаженным телом, скрестив руки на груди. Простояв так несколько минут, она юркнула назад. Я уже было собрался переместиться на свой наблюдательный пост, но услышав ее голос замер.
— Я боюсь.
— Ах ты дрянь трусливая! Сейчас же иди назад, пробежишь пятнадцать шагов, вываляешься с обоих сторон и не возвращайся, пока не выполнишь! Иначе получишь двести ударов! Поняла!
— Поняла.
Тихо ответила она себе и вышла на крыльцо. Я гадал, в какую сторону она побежит, но было почти очевидно, что побежать она должна от меня, в сторону чистой поляны. В этот момент, забавно шурша пакетами, высоко поднимая ноги и тихонько повизгивая, она понеслась как вспугнутая лань, в сердце снежной равнины. В моей голове созрел, наконец, коварный план. Дождавшись, пока она упадет в снег, я в два прыжка, преодолел расстояние, отделявшее меня от двери и, юркнул внутрь. Забежав внутрь, я наспех собрал в кучу всю ее одежду и сел на нее. Я уже слышал, как чертыхаясь дрожащим голосом, она бежала назад. Влетев в баню, она застыла на пороге, увидев меня. Ее лицо покрыла мертвенная бледность и через секунду она снова выскочила на улицу. Я подошел к дверному проему, отогнул край занавески и крикнул ей вслед:
— Дура! Не добежишь, замерзнешь. Возвращайся немедленно.
Несколько секунд было тихо и я подумал, что сдуру, она все-таки ломанулась назад нагишом. Но в следующий момент, занавеска дрогнула и девушка, прикрывая одной рукой грудь, другой лобок скользнула внутрь. Ее лицо покрывала все та же мертвенная бледность, с тела покрытого гусиной кожей, капала вода. Из глаз, по-моему, текли слезы.
— Ну-ка марш греться! Грозно сказал я ей.
— Кт-т-о…
Попыталась она что-то спросить у меня дрожащим голосом, сквозь стучащие зубы.
— Молчать! Выполнять без разговоров!
С этими словами, я сделал резкий выпад, схватил ее за руку и силой втолкнул в парилку. Следом зашел сам. Она забилась в угол, по-прежнему дрожа всем телом.
Было очень жарко. Я, разумеется, не успел скинуть даже шапку, но нельзя было дать ей опомниться.
— Иди сюда. Сказал я ей.
Она отрицательно замотала головой, еще сильнее вжавшись в угол.
— Ах ты дрянь непослушная! Ты же видишь как мне жарко! Чем ты там себя охаживала?
Она инстинктивно бросила взгляд на мухобойку. Я, проследив ее взгляд, поднял данный предмет.
— Не хочешь слушаться!? Ладно, тогда пеняй на себя!
С этими словами я сделал шаг в ее направлении.
— Я сейчас закричу!
Тихо сказала она.
— Конечно! Ори сколько хочешь! Здесь на сто верст ни одной живой души! Поворачивайся, иначе больнее будет.
Я приблизился почти вплотную и, видя мою решимость, она отвернулась в угол лицом. Я продолжил:
— Сколько ты хочешь получить за свое непослушание?
Она молчала. Я, коротко замахнувшись, хлестнул ее по заднице. Она взвизгнула. Я повторил свой вопрос.
— Десять.
— Ну, нет, это уж совсем по детски, к тому же этим инструментом… Я думаю пятьдесят, не меньше! Тебя связать, или будешь хорошей девочкой?
— Не надо!
— Чего не надо?
— Связывать не надо.
— Хорошо, тогда ложись на полок и без глупостей!
Я отошел в предбанник, не спуская с нее глаз. Пот уже заливал мне все лицо. Я сбросил шапку и куртку с пиджаком, оставшись в рубашке, вернулся на прежнее место. Она по-прежнему оставалась на своем месте.
— Ты почему не слушаешься?
— Какое Вы имеете…
— Не рассуждать, иначе получишь не меньше сотни, да еще и свяжу!
Она молча прошла на указанное место и заняла требуемую позицию.
— Учти, если хоть раз, закроешься руками, свяжу и начну сначала.
Она не шелохнулась. Я замахнулся и резко ударил ее. Я был возбужден до такой степени, что даже не был уверен, не сплю ли я. Она все время ойкала и ерзала на полке, но закрываться не пыталась. Отвесив пятьдесят ударов, я скомандовал:
— Вставай.
Она встала, по-прежнему закрывая грудь и промежность руками. Это меня почти по настоящему разозлило.
— Я вижу, тебя этой детской хлопушкой не проймешь! Как, ты вообще стоишь перед своим Господином?
— А как я стою если…
— Заткнись! Я не разрешал тебе говорить! Руки по швам!…..