Бег в никуда (Глава 8)

ГЛАВА 8. Теперь он точно знал, что это была его ошибка. Возможно роковая. Все сразу пошло не так. Не обычно. Он даже пробовал развлечься в своей обычной манере. Но, в общем, не получалось. Он не мог радоваться его страху. Совсем наоборот. Казалось, давно очерствевшее сердце, превратилось в мягкий воск. При взгляде на эту сопливую девчушку, ему хотелось прижаться к ее груди и замереть, слушая торопливые удары ее сердца.

Хотелось целовать ее лицо, губы, гладить смолянистые волосы. И чувствовать, как замирает ее сердечко от его нежных прикосновений. Он не трогал ее. Долго, необычно долго для подобных случаев. Он боролся с собой, гнал от себя мысли, которые неумолимо влекли его, в объятия этой девушки. Он не мог освободиться от чарующего гипноза ее огромных глаз. Он уже знал, что влюбился в эту девочку и чувствовал, что по совершенно непонятным причинам, она отвечает ему взаимностью.
Он встретился с ней только для того, чтобы убить в себе зарождающуюся любовь к ней. Но, посмотрев в ее глаза, ему почудилось, что в ней зарождается ответное чувство. Он надеялся, что ему просто почудилось и у нее, кроме простого детского любопытства ничего нет. Но через минуту, он понял, что его худшие опасения подтверждаются. Она доказала ему, что она настоящая женщина, пусть совсем юная и не очень умелая, но влюбленная по настоящему. Ибо только настоящая любовь способна жертвовать. Прежде всего, собой. Только имея настоящую веру в партнера, можно смело бросаться навстречу новым, неизведанным доселе ощущениям. А для этого надо любить. Она почему-то поверила ему. Почувствовала его душой. Слилась с ним воедино, не только физически, но и духовно. Только посмотрела ему в глаза и все. И простила его за те, первые страданья. И готова была терпеть снова. Готова была перенести все. Выполнить все, что он захочет. И вовсе не от страха. И не из-за денег. Просто так, по велению собственной души. Одним махом она вошла в его пустую душу. И сразу все перевернулось. Он не знал, что теперь делать. То, что он запретил ее пороть, только все ухудшило. То, что он сам не посещал ее, ничего не меняло. Такое положение дел нарушало им самим установленные законы. Империя пошатнулась. Все замерли в ожидании. Естественно, желающих попользоваться плодами его рук, вокруг него было предостаточно.
Тогда он вызвал охранницу и приказал ей придраться и наказать Настю. От этого стало еще хуже. Нет, охранница сделала все правильно, она нашла повод и отшлепала девушку. Именно отшлепала. Так здесь не наказывали. Конечно, никто не посмел ничего сказать. Но надолго ли их хватит. Что будет с империей, если они почувствуют, что лев умирает?
Кроме того, что он мог дать этой девочке? Все! Но вместе с тем, не мог дать ничего. Вряд ли любовь могла бы мирится с законами империи. А крушения «Колыбели грез» он допустить не мог. Да и не все зависело от него. Слишком много людей были так или иначе заинтересованы в том, чтобы его империя процветала. Империя теперь обречена на существование. С ним или без него. Разрушить ее теперь невозможно, также как забыть формулу атомной бомбы. Если же он попытается отойти от дел, его, скорее всего, убьют. А с ним и ее. На всякий случай. Продолжать же свой бизнес рядом с ней невозможно. Не мыслимо в его положении иметь «Ахиллесову пяту». Он не знал что делать. Пока все продолжалось в прежнем духе.
Только он изменился. Только сейчас он ощутил, на сколько он одинок. Он окружил себя лакеями, способными предвидеть любое его желание, но не было рядом с ним ни одного человека, который мог бы просто прижаться к нему всем телом и замереть в сладкой неге. Не потому, что у него есть власть или деньги. А потому, что он, это он и все остальное не имеет никакого значения. Нет никого, кто мог бы его пожалеть. И поцеловать бескорыстно. И исполнять его желания не из страха, а повинуясь внутренним, совершенно непонятным для других стремлениям. И трепетать от его прикосновений, сгорая от нетерпения.
Раньше он всегда был сильным и не нуждался ни в чьем сочувствии. А теперь устал. Смертельно устал. Ему хотелось только одного, бегом бежать к этой девочке. Чтобы припасть к ее груди и закрыть глаза. И пусть она гладит его по голове. А она обязательно погладит. Она чувствует его как саму себя. Без слов и вопросов зная, что ему нужно.
Какие сентиментальные сопли! Сломаться из-за девчонки. Бывает же так!
Нужно было на что-то решаться. Но расстаться с ней он не мог. И оставлять ее здесь было немыслимо. Внутренняя борьба уже несколько дней изнуряла его. Делая невыносимой его жизнь. Мешала есть, спать, не давала работать. Все, чем он жил все это время, все что создавал, преодолевая немыслимые препятствия, все это оказалось карточным домиком. Готовым рухнуть от одного только вздоха, от одного взгляда бездонных глаз, никому неизвестной девушки. Каких сотни. Может быть даже сотни тысяч. Только для него, она почему-то одна. Дороже всего на свете. Для НЕГО, способного купить пол мира! Но не способного купить собственный покой. Он надеялся, что решение придет само собой, как бывало раньше…

* * *

Настя проснулась. Она обнаружила, что спит в той постели, в которой вчера все произошло. От воспоминаний по телу пробежала легкая дрожь. Настя сладко потянулась и, только тут заметила, что в комнате она не одна. Сидя на стуле, спала охранница. По ее лицу блуждала, по детски безмятежная, улыбка. Настя встала, стараясь ее не разбудить. Но потом поняла, что будить ее все равно придется. Без нее
Настя не знала что делать. Да и вернуться в свою комнату, вряд ли смогла бы. Она подошла и легонько тронула охранницу за плечо. Та вздрогнула, открыла глаза, но, увидев Настю, успокоилась. Так же как и Настя, она сладко потянулась, а затем спросила:
— Ну что, пошли, что ли?
И не дожидаясь ответа, пошла вперед. Надо сказать, что, не смотря на все очарование прошлой ночи, натертая задница, все-таки, напоминала о себе. Особенно при ходьбе. Не сказать, чтобы было больно, но как-то необычно.
В целом, день прошел как обычно. Если не считать того, что она проспала завтрак и того, что весь день она была рассеянной. Память, то и дело, выхватывала разные куски из вчерашних событий. Каждый раз по ее телу пробегали мурашки. Вечером она валялась в своей постели. Делать ничего не хотелось. Хотя, собственно, было и нечего. Она еще не сознавалась себе, что ждет. Лежала, тупо уставившись в телевизор, но глаза, то и дело, поднимались к дежурному квадрату. Но ее фамилии там не было.
В восьмом часу пришла Наташа. Заглянула в приоткрытую дверь и спросила:
— Можно?
Настю слегка удивилась такому поведению.
— Конечно можно! — сказала она.
Девочка осторожно вошла, присела на край кровати. Немного помолчав, она задала вопрос:
— Ну, как ты?
Настя опять удивилась, но тут до нее дошел смысл поведения девочки. Ее, Настю, вчера вечером вызывали и, решив, что Насте ночью крепко досталось, как здесь обычно водится, Наташа пришла ее проведать. Как больную. От такого участия, к Настиным глазам подкатили слезы, но она справилась с собой и, как можно более убедительно, ответила:
— Да нет, все нормально. Меня никто не бил и не мучил.
— Да ну!? — удивилась Наташа.
— Ты что же, никуда не ходила?
— Почему не ходила, ходила!
— И что?
— Ну, понимаешь… — Настя слегка покраснела и замялась.
От девочки не укрылось Настино замешательство и, она выдохнула, с какой-то непонятной завистью и радостью:
— Трахалась?
— Не совсем.
— Это как?
— Ну, понимаешь, мы любовью занимались.
— Ну, я и говорю, трахалась — кивнула девочка.
Но на этот раз Настя решила настоять на своем.
— Трахаются, это когда без чувства, а когда с чувством — любовью занимаются! Поняла?
— Не а! По-моему что так, что эдак — один хрен.
Настя поняла, что в этом вопросе, ей не добиться понимания, а обижать девочку замечанием типа вырастешь- поймешь, ей не хотелось. По этому она перевела разговор на другую тему:
— А где Оксанка?
— А, Ксюха сечься пошла.
Настя не уловила суть сказанной фразы и переспросила:
— Куда пошла?
Ну, сечься, сечься, ну когда секут.
— А за что?
— Когда за что, тогда секут, а когда секутся, это вроде дуэли. Ксюха сегодня на уроке заспорила с одной девчонкой, кто виноват и кому получать. А училка их сразу на разбор. Только зря, по-моему, Ксюха это затеяла.
— Почему?
— Да засечет ее девчонка. Получила бы десяток горячих и жила бы себе спокойно. А теперь мало того, что так получит, да еще и победительница двадцать горячих врежет. А в субботу дадут еще пятьдесят за проступок. Месяц на жопу не сядет. Дура. Хотя она вредная. Не смотри что хохотушка, если что коснется то упорная…
Вообще, если хочешь, можем посмотреть.
— Каким образом?
Наташа презрительно фыркнула.
— В зал мы конечно уже не успеем, сейчас уже по телевизору показывать начнут.
— А кто виноват то на самом деле?
— Да не знаю точно, но, по-моему, не Ксюха. Она в принципе беззлобная.
Настя переключила на спецканал. Экран некоторое время был пуст, но ровно в восемь, произведя обычный отчет, он высветил обширный зал. В середине зала стояло два турникета, примерно в полуметре друг от друга. Вскоре к этим турникетам поочередно подвели двух девочек. Одной из них, разумеется, была Оксана. Ее противница, в самом деле, оказалась повыше и покрупнее. Видимо для того, чтобы уравнять шансы, Оксане под ноги, подложили небольшую подставку. В результате, ягодицы девочек оказались на одном уровне. Так же скрупулезно выверили длину плетей. Затем, специальными заслонками закрыли девочкам спины и ноги. После всех приготовлений к ним подошла охранница и прочитала правила:
— Для выяснения виновного и, по обоюдному согласию, вам надлежит сечься до полной победы. Наносить удар следует только после удара барабана. Очередность установлена в ходе жеребьевки. Если удар не достиг цели, он все равно считается нанесенным. Проигравшим считается тот, кто в течение десяти секунд после сигнала не нанесет удара, либо в момент удара противника попытается закрыться или уклониться от удара. Победитель имеет право нанесения двадцати безответных ударов, в удобном положении, по своему выбору. Условия понятны?
Обе девочки согласно кивнули. Они обе стояли к экрану боком, но под каждой светился квадрат, показывающий их еще нетронутые задики.
Лица обеих были предельно сосредоточены. Наконец прозвучал первый удар барабана. Послышался характерный шлепок, и на Оксаниной попе загорелась малиновая полоска. Из глаз девочки потекли слезы, она закусила нижнюю губу, но не издала не звука. Со следующим ударом, подобная полоса загорелась на теле Оксаниной противницы.
Настя с Наташей смотрели не отрываясь. Наташа объяснила Насте, что девочки видят задницу противницы в зеркале и это позволяет им наносить удары прицельно. Примерно после двадцатого удара, на теле Оксаны появилась кровь. Еще одна тоненькая струйка крови текла по ее подбородку. Видимо от боли она прокусила себе губу. При каждом ударе, девочка сильно выгибалась. Насколько это позволял турникет. Слезы ручейком стекали по ее щекам. Вероятно, из-за слез, пару раз она промахнулась. Ударив по заслонкам. Левая ее рука так впилась в поручень турникета, что побелели костяшки. Правда и противница держалась из последних сил. Она плакала в голос. Тем не менее, дуэль продолжалась. Вскоре у обеих участниц, кровь уже струилась по ногам. Их била дрожь. Удары наносились все позже, и они все чаще
мазали. По тому ужасу, который читался в глазах девочек перед каждым ударом противницы и по тому, как сжимались и напрягались их тела, было ясно, что дуэль близка к завершению. Наконец, когда Оксана, получив очередной удар, размахнулась, ее противница закрыла задницу обеими руками. Тут же прозвучал гонг. К слову, сказать, в этот раз Оксанка смазала. Наташа довольная таким исходом, запрыгала по комнате и даже чмокнула Оксанино изображение на экране. Настя тоже радовалась, хотя и не так бурно. Оксана еле стояла на ногах. Ей дали что-то понюхать и попить воды. Немного придя в себя, девочка о чем-то поговорила с охранницей. Охранница сделала кому-то знак, и в зал внесли сооружение, напоминающее детскую горку. Проигравшая обреченно ждала. Ее положили таким образом, что ее голова оказалась внизу, а исполосованный зад, наверху. Вдобавок ее колени подвели к животу и в таком положении зафиксировали. Оксане же дали более легкую и короткую плетку. Последняя, с видимым удовольствием отвесила обидчице все двадцать положенных ударов. После экзекуции, девочка не смогла самостоятельно подняться на ноги и две охранницы, поволокли ее под руки. Вслед за ними, осторожно передвигая ноги, словно ступая по битому стеклу, поплелась и Оксана.
Наташа засобиралась сразу, как только погас экран.
Ладно, — сказала она Насте, пойду приласкаю Ксюху, а то ей сейчас весело. Всю задницу в клочья изодрала!
Настя тоже было, засобиралась, но Наташа ее остановила:
— Не ходи! Сегодня уже поздно. Ни к чему нарываться на неприятности! Я ей скажу, что ты тоже хотела пойти. Ей будет приятно. Лучше завтра приходи. Расскажешь ей как потрахалась. Она это любит.
С этими словами небесное создание упорхнуло, оставив Настю наедине со своими мыслями. Настя долго не могла заснуть. Оставшись одна, она снова и снова, возвращалась в прошлую ночь. И больше всего на свете, ей хотелось повторить ее. Она не могла понять, чем ее прельстил этот не молодой уже человек, который обошелся с ней так жестоко в первый раз и так нежно во второй. Она знала только то, что ей было хорошо с ним. Так хорошо, как, наверное, ни с кем, никогда не будет. Ее влекло к нему не только, да и не столько телом, сколько душой. Раньше она не верила в любовь с первого взгляда. Потому, что вообще не верила в нее. Хотя ждала и надеялась. Конечно, она никогда не думала, что это случится так. Лежа одна в пустой кровати, она мечтала о том, как уютно было бы, обняв мужчину, даже имени которого она не знала, уснуть у него на плече. И как прекрасно было бы проснуться с первыми лучами солнца в его объятиях. Она мысленно звала его. Она придумывала сотни причин, которые не пускали его к ней. Для того чтобы оправдать его отсутствие. Она даже не могла себе представить, что он не любит ее. Этого просто не могло быть! Ведь если она так полюбила его, не мог же он не полюбить ее! Ведь так не бывает. Правда, ведь?! Потом она плакала. Плакала от любви к нему и от жалости к себе. Она погасила свет и плакала в темноте, размазывая слезы по щекам и по детски всхлипывая. Не переставая ждать и звать его.
И тогда он пришел. Тихонько приоткрыв дверь, он некоторое время вглядывался в темноту. Тогда Настя вскочила с кровати и бросилась к нему на шею. Он обнял ее, и прижал к себе, горячо целуя ее заплаканные глаза. А она уже смеялась от счастья. Продолжая всхлипывать. Она шептала ему на ухо: «Как долго ты не приходил, я чуть с ума не сошла». А он только безмолвно улыбался и целовал ее губы. Ласкал ее волосы и крепко прижимал к себе. Настя таяла в его руках. Не в силах сдержать порыв нежности она прошептала:
— Пойдем, я буду тебя любить!
Он, легко подхватив ее на руки, прошел несколько шагов и бережно опустил ее в прохладную нежность простыней.
И снова все растворилось вокруг. Остались только их горячие тела, слившиеся в едином страстном порыве. А потом осталось только одно тело. Причудливо извивающееся и издающее невообразимые звуки. И не было ни пространства, ни времени. И Настя даже не помнила, в какой момент она заснула у него на плече. А он лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее хрупкий сон. Он долго глядел на ее по детски счастливое лицо, наслаждаясь легким ветерком ее дыхания. Пока, наконец, не заснул сам.